Я вернусь… - Андрей Воронин

– Вас подвезти? – спросил Юрий, запуская двигатель. Разговор был окончен.

– Катитесь, – повторила Зинаида Александровна и, распахнув дверцу, спустила в снег одну ногу в остроносом сапоге на высокой шпильке. – Ступайте, динозавр. Бейтесь с врагами и откладывайте яйца. Импотент!

– Спасибо вам, – спохватившись, сказал Юрий.

– Не за что, – ответила она. – Повторяю, вы мне безразличны. Вы мне противны, если хотите знать. Вы жизнь мою разрушили, понятно вам?! Если бы я могла отомстить этому негодяю как-то иначе, я бы пальцем ради вас не шевельнула.

– Все равно спасибо, – сказал Юрий. – Хотя бы за откровенность.

– Проваливайте, – устало сказала Зинаида Александровна и окончательно выбралась из машины.

Она пошла прочь, не оглядываясь, на ходу заправляя на место выбившиеся из-под шляпки пряди. Уже на третьем или четвертом шаге ее походка сделалась легкой и упругой, голова гордо запрокинулась. Серебристый песцовый мех мягко переливался в такт ее движениям, на нее оглядывались – мужчины со жгучим интересом, а женщины с не менее жгучей завистью.

Юрий не стал дожидаться, пока секретарша Лузгина затеряется в толпе. Он перегнулся через сиденье, захлопнул дверцу и лихо развернул короткий, высоко посаженный джип на узкой заснеженной улице. Его правая рука, оторвавшись от рычага коробки передач, коротким толчком послала кассету в приемную щель магнитолы. Хриплые динамики крякнули и ожили.

Юрий усмехнулся и плавно утопил педаль акселератора.

В том месте, где внучка фрейлины бросилась под колеса, он остановил машину и пошарил в сугробе возле столба. Столб точно был тот самый, на нем отчетливо виднелась оставленная железным кронштейном глубокая царапина, но ни самого кронштейна, ни зеркала, которое было на нем закреплено, в сугробе не оказалось. Очевидно, зеркало уже подобрали – возможно, мальчишки, а скорее всего, бомжи, решившие за бесценок толкнуть полезную в хозяйстве вещь на блошином рынке. Юрий плюнул с досады, пожал плечами, вернулся за руль и, больше нигде не останавливаясь, за две минуты добрался до конторы Лузгина.

* * *

Вот тут-то, собственно, и произошло то, что господин адвокат в телефонном разговоре с Зиминым описал как случайное падение. Да только гололед тут совершенно ни при чем. Гололед – он на улице, а Андрей Никифорович поскользнулся прямо в своем шикарно обставленном кабинете, где никакого гололеда в помине не было.

Явившись поутру в свою контору, Андрей Никифорович застал там Зинаиду Александровну. Была она, как всегда, прекрасна, холодна, приветлива и деловита. Компьютер на ее столике в углу приемной уже тихонечко жужжал, жуя килобайты электронной почты; на другом, кухонном столике пыхтела кофеварка и распространяла по конторе пьянящий аромат превосходного, нездешнего кофе; возле компьютера лежали многочисленные раскрытые скоросшиватели – все было как всегда, словно вчерашний дикий разговор на шелковых простынях господину адвокату попросту приснился.

Зинаида Александровна, как обычно, помогла шефу снять пальто и шапку, стряхнула с них специальной щеточкой немногочисленные подтаявшие снежинки, пальто аккуратнейшим образом повесила на плечики, а плечики поместила в шкаф с одеждой. Барашковую шапку она торжественно водрузила на верхнюю полку того же шкафа, держа ее с боков двумя руками, как корону Российской империи. Словом, все шло обычным порядком, и вошедшему с мороза в тепло, уют и приятные запахи конторы Лузгину на мгновение подумалось, что неплохо бы оставить все как есть. Это была опасная мысль, и он ее прогнал, потому что был умен и понимал, что вчера вечером все изменилось раз и навсегда. Не было больше никакой Зинаиды Александровны, внучки фрейлины, незаменимой секретарши, соратницы и любовницы, а была вместо нее подколодная змея, голодная анаконда, которую он, адвокат Лузгин, вдобавок ухитрился раздразнить и ранить – увы, не смертельно. И то, что в данный момент анаконда прикидывалась обыкновенным бревном, вовсе не означало, что так будет всегда. Анаконду необходимо было уничтожить, чтобы она не уничтожила господина адвоката, а Зимин, которому Андрей Никифорович звонил весь вечер, всю ночь и все сегодняшнее утро, на звонки упорно не отвечал. Черт бы его побрал! Уж не случилось ли с ним чего?

Впрочем, бывало и раньше, что Зимин сутками не подходил к телефону. Нечасто, но бывало. Черт его знает, чем он занимался в это время. Очень может быть, что организацией очередного счастливого совпадения. А почему бы и нет? Поместившись в свое удобное кресло, Лузгин с благодарным, хотя и несколько суховатым кивком принял от секретарши традиционную утреннюю чашечку кофе и мысленно сопоставил кое-какие даты. Память у него была отменная, профессиональная, и процесс сопоставления много времени не отнял. Да, так и есть! Неоднократные исчезновения Зимина из абонентской телефонной сети и вообще отовсюду странным образом предшествовали случайным – а то как же! – смертельным случаям среди членов Клуба. Надо было быть слепым, чтобы не заметить этого раньше...

Понятно, что смерти эти – все без исключения – были на руку двум человекам: Зимину и его другу-приятелю, постоянному клиенту Андрея Никифоровича, Адреналину. Лузгин вел дела Адреналина уже не первый месяц и был отлично осведомлен об их состоянии. Знал он и то, что его клиент на дела свои плевать хотел и пальцем бы не пошевелил, чтобы их как-то поправить. Дела поправлял Зимин, потому что в силу общих коммерческих интересов они с Адреналином давно превратились в некое подобие сиамских близнецов. А если один из таких близнецов вдруг начинает действовать во вред общему обмену веществ – объявляет, к примеру, голодовку, – то другому, чтобы выжить, приходится жрать за двоих. Да как жрать!..

Случай с Сидяковым в этом плане был весьма показательным. Тут все лежало буквально на поверхности, и поэтому-то, наверное, у Андрея Никифоровича наконец открылись глаза. Ай да Зимин! Ай да Семен Михайлович!

Правда, подполковник милиции, погибший за неделю до Сидякова, в эту картину не вписывался. Хотя почему же не вписывался? Очень даже... Помешал, наверное, напугал, вот его и прибрали от греха подальше, а Сидякова отложили до следующей недели. Ай да ну! А вы, Семен Михалыч, у нас, оказывается, уголовник...

Непонятным оставалось лишь то, каким образом осуществлялись убийства. В том, что это были именно убийства, Лузгин не сомневался, потому что привык доверять фактам и не верил в совпадения. А каким образом – это, господа, дело техники, которая в наше время, как вам известно, достигла невиданных высот...

Итак, Зимин в данный момент был недосягаем – готовил очередное роковое совпадение, жертвой которого на сей раз должен был стать, наверное, этот филантроп с каменными плечами, Филатов. Ну, правильно... А как же иначе?

На минуту Лузгин задумался: так как же все-таки ему быть с Филатовым? Семьсот пятьдесят тысяч – куш немалый. Зимин прав, другого такого случая в жизни уже не будет. Кто не рискует, тот не выигрывает! Да. А с другой стороны, в уголовщину лезть не хотелось. Страшновато было, да и непривычно как-то. По правде говоря, Андрею Никифоровичу очень хотелось еще раз обсудить все это с Зиминым, чтобы тот его уговорил, вселил в него столь необходимую уверенность. Но, если вдуматься, что тут обсуждать? Зимин исчез, готовит очередной несчастный случай... Значит, уверен. В себе уверен, в замысле своем рискованном уверен и в нем, адвокате Лузгине, уверен тоже. Он, Зимин, делает свою часть работы и рассчитывает, судя по всему, что Лузгин наилучшим образом справится со своей. Так что нечего тут обсуждать, нечего! Запорешь дело, напортачишь, и, глядишь, подготовленный для Филатова несчастный случай станет твоим. Потому что какой, в самом деле, смысл убивать Филатова после того, как он избавится от денег? Да никакого! А струсившего подельника, который слишком много знает, убрать сам бог велел...