Пока страсть спит - Ширли Басби

Каким-то странным жестом он потер рукой шею с очень усталым видом и удивил ее, сказав:

— Я не стану извиняться, но готов признать, что не должен был говорить того, что сказал. А что касается просвещения твоего мужа, — в этот момент их глаза встретились, и у Бет перехватило горло, — что касается твоего мужа, — повторил он горько, — то не волнуйся, я не думаю, что произошедшее между нами так уж привлекательно, с какой стороны ни посмотри. Давай оставим это в прошлом и начнем все по-другому?

Бет почувствовала, что сейчас у нее могут брызнуть слезы. Она согласно кивнула, понимая, что даже если это и не правильно, ей никогда не забыть того, что было. Тоненьким голосом она сказала:

— Нам нечего начинать. Как можно скорее я и Натан выедем в Натчез, и мне не хотелось бы откладывать отъезд ни на минуту. Может быть, мы тронемся прямо завтра.

Бет слабо улыбнулась Рафаэлю, как бы выражая надежду, что ей удастся рано или поздно преодолеть влечение к нему, к его мужественности, влечение, которое становится сильнее ее, стоит ей лишь увидеть его.

Не очень уверенным голосом она пробормотала:

— По-моему, мы сказали друг другу все, что надо было сказать.

С трудом сдерживая рвущиеся наружу слезы, она старалась придумать, как скорее закончить этот трудный для обоих разговор. Уже заикаясь от слез, душивших ее, и не глядя на него, поправляя свое розовое шелковое платье, она с трудом выговорила:

— П-п-п-р-рошу и-и-и-зв-и-нить м-м-м-еня, м-м-н-не надо с-собраться и присоединиться к Мэри и другим.

Ничего не видя перед собой, она повернулась и собралась уйти, но рука Рафаэля, которую он положил ей на плечо, остановила ее.

— Тебе не в чем помогать ей, — начал он, наморщив лоб. — Дело в том, что я… — тут он замолчал, потому что кто-то из слуг вошел в холл.

* * *

В этот миг Рафаэль спохватился, где они находятся, что-то пробормотал и чуть ли не силой втащил Бет в одну из ближайших комнат, плотно захлопнув за собой дверь.

Но он не собирался воспользоваться уединением с Бет в определенных целях. Просто ему не хотелось, чтобы кто-нибудь видел их, разгоряченно разговаривающих посреди холла. Они оказались в библиотеке, и какими бы ни были их намерения, едва они оказались отрезанными от мира плотно закрытой дверью, как тревожная аура охватила их обоих.

Безмолвно глядя на его бронзовое властное лицо с высокими скулами и дымчатыми серыми глазами, поверх которых кустились густые черные брови, Бет почувствовала, как сжалось ее сердце, — она осознала, какими дорогими стали ей эти черты. И поняла, что будет помнить их до конца своих дней. Вот таким я и запомню его, подумала она, впитывая все его черточки в свою память.

Улыбка была вымученной, но Бет не замечала этого — она старалась запомнить его как можно лучше. Его образ, который всегда будет с ней, должен сохраниться именно таким!

Неожиданно ей смертельно захотелось прижать свои губы к его загорелой шее. Напуганная своей реакцией на его близость, она отвернулась, подставив под его взгляд свою красивую спину, и низким голосом спросила:

— В-в-ы ч-чт-то-то х-х-отели сказать?

Рафаэль реагировал на ее близость точно так же, как она. Как ни странно, он был ей благодарен за то, что она отвернулась. Последним усилием воли он удерживал себя от того, чтобы не обнять ее и безумно, безоглядно целовать. Овладевая собой, он продолжил прерванную фразу:

— Ничего особенного я сказать не собирался, просто хотел попросить тебя не вмешиваться в дела Мэри.

Бет была искренне изумлена, она повернулась к Рафаэлю и произнесла только одно слово:

— Почему?

Он посмотрел на нее, еще раз оценил ее хрупкую белокурую прелесть и, думая об ее устроенной жизни в благополучном Натчезе, объяснил очень просто:

— Ты можешь не выдержать того, что предстоит увидеть, у тебя на это не хватит силы воли. Мэри успела привыкнуть и вполне справится без твоей помощи.

Обиженная и разозленная тем, что он так низко ценит ее, считая слабой и никчемной. Бет опять взорвалась:

— Благодарю вас, мистер Сантана! Но позвольте мне заверить вас, что на деле я гораздо сильнее, чем выгляжу. Я имею в виду, что каждый человек может при известных обстоятельствах открыться по-новому. И я не хочу быть непорядочной, подведя людей в критический момент.

Обняв ее за плечи обеими руками, он встряхнул ее и сказал раздраженно:

— Да уймись ты, злючка! Я совсем не имел в виду, что ты не можешь противостоять каким-то там обстоятельствам. Но вид того, кого пытали и истязали команчи, не самое приятное зрелище, особенно для кого-то с твоими данными!

Если таким образом он хотел убедить ее, то в корне ошибался. Она упрямо выпятила подбородок и потребовала разъяснений:

— Что вы подразумеваете под словами «с такими данными»?

Рафаэль раздраженно вздохнул.

— Англичанка, я вырос среди команчей и видел, как они поступают с пленниками. Мне не хочется, чтобы ты получила нервный срыв от того, что тебе, может быть, доведется увидеть. Мэри Маверик и другие здешние женщины лучше тебя подготовлены, но и они смогут выдержать далеко не все из того, что предстоит увидеть. Мэри поймет, когда я объясню ей, что ты не смогла прийти. Если хочешь, я могу послать вместо тебя двух своих слуг, они сделают все, что надо.

Плохо, что Рафаэль оказался таким бестактным. Если бы он не провел бессонной ночи, думая о Бет и боясь за ее будущее, и если бы близость ее стройного тела не действовала на него так сильно, возможно, он более тщательно подобрал бы слова, и Бет, поняв его правоту, последовала бы его совету. Но он проявил беспардонную уверенность в силе своего влияния на нее, и это привело к обратному эффекту.

— Я сказала Мэри, что помогу ей, и я намерена сделать это, — упрямо заявила Бет.

— Ты упорная маленькая дурочка! — воскликнул он в порыве злобы. — Но я не хочу, чтобы ты шла туда. Там может быть заварушка, и я не могу допустить, чтобы ты подвергалась опасности.

— А Натан? Он тоже будет в опасности? Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения Рафаэля, это была искра, взорвавшая накопившийся в нем заряд:

— Да пропади он пропадом, твой Натан! Если бы команчи проткнули его копьем, я был бы очень рад!

Настала очередь взорваться Бет, она крутанулась в его руках и закричала:

— Как вы смеете говорить подобное! Он добрый и хороший и он…

Но слова застряли у нее в горле, когда она заметила мученическое выражение на его лице.

В комнате наступила неожиданная тишина. Они смотрели друг на друга. Фиолетовые глаза были загипнотизированы отражением страсти, пылавшей в серых. Выжидательная тишина продлилась недолго, потому что Рафаэль нервно прошептал: