История привлекательности. История телесной красоты от Ренессанса до наших дней - Жорж Вигарелло

пространства – плоскостном, объемном, движущемся и уходящем вглубь. С течением времени представление о нем изменялось и становилось более полным. Поступательный ход в изучении эстетики тела подтверждается по меньшей мере тремя фактами.

Во-первых, последовательным выявлением частей тела, обращение к которым формировало понятие красоты: сначала долгое время предпочтение отдавалось «верху», цвету лица, выразительности глаз, правильности черт; затем во внимание был принят и «низ», очертания тела, линии конечностей. Здесь можно различить несколько этапов: например, форма ног и бедер долгое время неявно подчеркивалась динамикой платьев и движений, пока в конце XIX века их естественная форма не была явлена взору; роль невыразительного «пьедестала» для лица или бюста, которую выполнял «низ», осталась в прошлом, и тогда тело впервые обрело подвижность. Плоть стала заметной под одеждой, что привлекло взгляды к тонкой талии и поясничному изгибу, телесная эстетика обогатилась новыми контурами тела, долгое время остававшимися скрытыми от глаз. Разумеется, изменилась не только мода, но и манера преподносить себя: устремленность вверх, расправленная грудь, ровная спина. Изменились практики по совершенствованию красоты: теперь ухода требует все тело без исключений, при этом с конца XIX века особо фанатичное внимание уделяется уменьшению объема бедер и удлинению ног (притом что до тех пор арсенал средств улучшения красоты ограничивался: для лица – румянами, для туловища – корсетами, для стройности – эпизодическими диетами). Возникли новые отношения между мужским и женским: так, женское тело в конце XIX века стало «свободнее», изменились условия существования женщины в общественном пространстве, на работе и на отдыхе; женское тело способно даже составить «конкуренцию» мужскому, все реже выполняя функцию красивой декорации и становясь все автономнее, отвоевывая свое право на труд и определенные свободы. Появление оплачиваемых отпусков с характерной для них активностью – пляжами и прогулками – делает все эти процессы еще заметнее, изменяя способы демонстрации и оценки тела.

Второе обстоятельство, свидетельствующее о прогрессе в изучении тела, – это именно активность, постепенно возрастающее значение движения для физической эстетики. Переход от красоты внешней, формальной, к более динамичной, предполагающей гибкость и раскованность: произошли глобальные изменения, когда застывшие, неподвижные фигуры классических гравюр сменились искусно прорисованными прогуливающимися дамами на гравюрах конца XVIII века; еще более значительные изменения произошли, когда по Парижу вместо романтических барышень стали прогуливаться сегодняшние девушки, воплощающие бесчисленные вариации моделей красоты. В их походке угадываются танцевальные движения, в едва уловимом напряжении тела слышится музыка, они преобразовали свободу в мобильность, скрытую силу, динамичность контуров своего тела.

Третье и последнее направление изучения тела – это экспрессия. Сначала – интерес общества Нового времени к «изящному», проявившийся с XVI века, повышенное внимание к «одухотворенной красоте», ее триумф в классической Европе; взгляд, выражающий сокровенное, внутренняя глубина, проявляющаяся во внешности. Эта эволюция интереса свидетельствует о переходе на более глубокий уровень познания тела.

Создается впечатление, что постепенно происходит смещение исследовательского фокуса с поверхности тела в его глубину: тело обретает вес, появляется место для внутренних сил, действующих в теле и предположительно способствующих красоте. В особенности это касается глаз – неизменного объекта пристального изучения, назначенного на роль «зеркала души». Загадку глаз постоянно пытаются разгадать, рискуя потонуть в бездомном омуте, воспетом романтиками. Впрочем, игра с «внутренним пространством» тела продолжается и сегодня, когда идет поиск телесных проявлений психологических процессов, тревог и травм – когда считается, что главным условием красоты является примирение человека с его внутренним миром.

Красота изменяется не только под влиянием моды: она следует за социальной динамикой, культурными переломами, конфликтами полов и поколений. Как далеки друг от друга две вселенные, так и узкие, аккуратные рты ренессансных портретов, с тонкими, чуть поджатыми, бледными и всегда сомкнутыми губами, если и улыбающимися, то сдержанно, – далеки от открытых, ярких, подвижных ртов портретов сегодняшних, с большими, пухлыми, мясистыми губами: в первом случае – кротость, непременная составляющая поведенческого кодекса, во втором – самоутверждение, четко выраженное желание выставить себя напоказ, присутствие движения, свободы, поощрение эротизма и соблазнения. Не меньше различий отыщется между силуэтом аристократическим и силуэтом постреволюционным. Так, плечи классического придворного отведены назад, живот выставлен вперед, голова и подбородок приподняты вверх. Эта подчеркнуто горделивая, выгнутая осанка соответствует представлениям о чести и достоинстве, характерным для мира, который отличается от того, где утвердился облик «современного» буржуа: его голова и плечи устремлены вперед, торс доминирует над узкой талией; такой апломб свидетельствует, воплощая в себе мощь и крепость, о волевой целеустремленности, обязательствах, которые надлежит выполнить. В этих моделях воплотились два противоположных, контрастных мировосприятия.

Более того, изменения в культуре могут сказаться даже на «половой принадлежности» понятия красоты. Идеал, который долгое время воплощался в женщине, исполнявшей роль парадной декорации, красивой и неподвижной, не может оставаться неизменным в эпоху, когда статус женщины существенно изменился и утвердилась красота активная, инициативная, рабочая. Изменились традиционные характеристики женщины. Половая принадлежность больше не определяет красоту в мире, где царит равенство труда и социального статуса.

Стали иными, наконец, и сами признаки физической красоты. Этот факт стоит отметить особо: наш мир окончательно отказался от идеи абсолютной красоты, ярко проявившейся на заре Нового времени, особенно в эпоху Ренессанса, когда художники и эрудиты искали золотые пропорции и проявления божественного замысла в теле человека. Уверенность в фиксированных эстетических принципах ослабевала по мере того, как возрастала значимость индивидуальности, ставшей основой современного нам мира: начались поиски редкой красоты, привлекающей внимание исключительностью. В этих условиях широкое распространение получили практики по совершенствованию красоты, в особенности те, которые позволяют переделать внешние данные: этого добиваются, в частности, с помощью макияжа, который еще Бодлер называл средством «самоизобретения», а также различных процедур ухода за собой, косметики, пластической хирургии: так каждый старается ярче проявить собственную индивидуальность. Искусственность впервые заняла центральное, важнейшее место, усилив индивидуальное, разнообразив возможное, сделав красоту, до сих пор зависящую только от природы или от случая, «доступной для всех». Однако добиться искусственной красоты тем сложнее, что индивидуальное в нашем обществе приобретает большое значение, выступает конечной целью вечных поисков, идеалом, который считается достижимым и стремиться к которому вменяется в обязанность каждому. В этих условиях обостряется конфронтация между индивидуальными и коллективными нормами. Многие испытывают затруднения, желая обрести красоту при подспудном давлении общепринятых шаблонов (стройности, гибкости, подвижности), свидетельствующих о способности управлять своим телом и адаптироваться к внешней среде. Так, неблагополучие неизбежно появляется там, где благополучие возведено в статус главного критерия красоты. Современный мир – фабрика по производству жалоб – порождает незаметно распространяющиеся в обществе недовольство и тревогу, несмотря на то что впервые в истории сам является залогом красоты.