Дело гастронома № 1 - Евгений Латий

– Что случилось, дядя Корней?!

– Да все свадьба, будь она неладна! Забылся на радостях, хватил лишку, а ночью чуть концы не отдал, а утром результат, как говорят, налицо. Сам видишь.

Он неуклюже взмахнул рукой, попытался подняться, но, простонав, снова откинулся на подушку.

– Лежи, лежи, дядя Корней!

– Садись, пожалуйста!

Он указал на стул. Беркутов пододвинул его к кровати Корнея и сел.

– Послал свою старуху за чекушкой, ничего больше не помогает! Ни кефир, ни огуречный рассол, ни лимонная вода! Ты извини, мы с этой свадьбой закрутились, а я зайти к тебе хотел, поблагодарить. У старухи там ущемление какое-то, ей мази прописали, так сейчас не бегает, а летает! А то помирать вздумала! А как же, встать не могла, пластом валялась. Надо ж, какую ты нам великую поддержку оказал! А я, вишь, и встать не могу! Прости уж меня!

Он снова попытался встать, но снова не смог.

– Да брось ты, лежи! – приказал Беркутов. – Это ты меня извини, я вдруг подумал, что у молодых сегодня свадьба. Вот даже в подарок альбом принес. На день ошибся.

Он показал дядя Корнею альбом Эдуарда Мане.

– Свадьбу мы вчера отыграли. Какой еще подарок, Георгий Константиныч? Ты нам столько уже подарил, что нам со старухой вовек с тобой добром не расквитаться!

– Ну, хватит ерунду молоть! Ты для меня родной человек! И выбрось эти слова: расквитаться.

Он положил альбом Мане на стол. Дядя Корней, кряхтя, снова стал подниматься.

– Ничего, сейчас мы с тобой эт дело отметим!

– Куда ты?! Лежи-лежи! Да я и не пью вовсе!

Дядя Корней снова прилег.

– Как это не пьешь? – не понял он. – Когда мы к тебе заходили, ты чарки три с нами выпил?! – Корней весело посмотрел на Беркутова.

– Мог и четыре! Это у меня специальная водка – чистая вода на серебре. Мои так ее упаковывают, что не отличишь! Гостей много бывает, всем же не объяснишь, что мне нельзя, диабет, вот и приходится изредка в выпивоху рядиться! А прийти к твоим молодым я очень хотел, жаль, что на день ошибся.

Он улыбнулся, взглянув на дядю Корнея.

Култаков расхаживал по кабинету, снова что-то ища и недовольно поглядывая на часы. Генерал даже заглянул под стол, второй раз открыл шкаф, где хранилась одежда. Скачко сидел у стола. Генерал вернулся к столу, увидел рапорт полковника об отставке «в связи с пошатнувшимся здоровьем и личными обстоятельствами» на столе, тотчас нахмурился, схватил рапорт, разорвал его на мелкие части и выбросил в корзину. Задиристо посмотрел на Скачко.

– Вот и все, что осталось от твоего рапорта об отставке! У меня нет запасных людей! – сердито бросил он. – Твоя жена – это твои проблемы! В нашей истории ее имя фигурировать никак не должно. Это приказ! Ни в допросах, ни в рапортах.

– Там еще уйма фотографий, – добавил полковник. – Они фигурируют в деле как вещдоки.

Полковник усмехнулся, но генерал тотчас поморщился. Он тяжело переживал все происшедшее.

– И уж тем более никаких фотографий! Скажи Бокову, чтоб все документы привел в соответствие. Тут такое дело затеваем, а он туда твою бабу приплел!

Генерал рубанул рукой воздух.

– Слушай мой приказ! Поезжай в Кострому, познакомься, наведи мосты с этой торговкой. Сам говоришь: она важный свидетель, тем более что ее сын теперь у нас!

– Я собирался Бокова туда послать, он уже познакомился с Платоновой, сказал, что контакт установил…

Но генерал тотчас перебил его:

– Еще чего выдумал?! Поедешь ты! Боков вообще не по женскому профилю! Где мой доклад, в конце концов?!

– У вас в портфеле.

Генерал огляделся, заглянул, как водится, под стол, но уже и портфеля нигде не нашел.

– А портфель-то мой где?! – рассердился Култаков. – Это еще что такое?!

– Его шофер унес.

Генерал рассвирепел:

– Ну, я ему задам! Совсем спятил! Без спроса забирать мой портфель?! Вот идиот!

И он выбежал из кабинета.

Еще подходя к дверям своей приемной, Беркутов услышал оттуда игривый голосок Кости, своего сына. Дверь же в приемную была чуть приоткрыта. Георгий Константинович на мгновение остановился у двери.

– Вообще-то твой обожаемый артист не мужской ориентации! – рассмеялся Костя.

– Как это не мужской?! – послышался недоуменный голосок Люси. – Но он же такой крепкий, плечистый!..

Костя что-то зашептал ей, видимо, на ухо, и Люся от души засмеялась.

– Боже мой, какой ужас! – выпалила она.

Беркутов не выдержал, вошел в приемную. Люся смолкла, а Костя, стоявший позади Люси и обнимавший ее за плечи, резко отошел от нее и церемонно поклонился отцу.

– Привет, Костя! Ты ко мне?

Костя взглянул на Люсю.

– Да нет. Решил пригласить вот Людмилу Евгеньевну на премьеру в Малый театр, а у нее прямо-таки архинеотложные дела. Я в немалой степени был огорчен!

Он развел руками, взглянул на часы. Люся была рада этому его огорчению и загадочно взглянула на Беркутова, надеясь, что тот оценит ее верность. Но Беркутов был озабочен другим.

– Зоя звонила? – спросил он у Люси.

– Да, доехала благополучно, сообщила, что у нее все нормально, оставила телефон своего номера в гостинице, где остановилась, – отрапортовала Люся.

Она передала Георгию Константиновичу бумажку с телефоном. Беркутов взял его. В приемной зазвонил телефон. Люся бросилась к нему, взяла трубку.

– Приемная Беркутова, вас слушают!..

– Увы, мне пора! – Костя хоть и расплылся в ласковой улыбке, но она вышла натянутой. – Увы, меня заждались в Госплане, пора подводить первые итоги по Продовольственной программе. Без меня не подведут! Маман шлет вам нежные приветы!

Он отдал всем изящный поклон, не торопясь уходить. Беркутов кивнул сыну:

– Маме тоже передавай привет.

– Зашел бы как-нибудь, – весело бросил в ответ Костя. – Вместо привета!

– Одну секундочку!.. – воскликнула Люся. – Вас просят к телефону, Георгий Константиныч!

– Я возьму у себя! Пока, сынок! Заходи, не забывай!

И он прошел к себе в кабинет.

Полковник, войдя в свой кабинет, устало плюхнулся на кресло, а Боков бросился наливать ему кофе. Быстро переложил на его стол и блюдце с пирожками.

– Кофеек только что вскипел! – засуетился он. – Два пирожка с ливером и два с зеленым луком и с яйцами, я знаю, ты их тоже любишь! Садись, перекуси!

– Спасибо, ты настоящий товарищ! – обрадовался Скачко. – А то помираю с голоду.