Письма из Лондона - Дженнифер Робсон

не осталось. Беннетт признался, что никакой рождественской трапезы у него не было, и хотя сердце у нее защемило при мысли о том, что он в тот день был один и остался без обеда, она не стала выпытывать у него подробности. А потом за бутылкой кислого вина, раскопанного где-то хозяином заведения, они говорили ни о чем и обо всем понемногу, пока почти в десять часов она не увидела, что глаза Беннетта ввалились от усталости.

В доме стояла тишина, когда он привез ее к Ванессе, и ей была невыносима мысль о том, что он сейчас, вот так сразу, уйдет, поэтому она попросила его остаться немного и выпить с ней чашечку чая на кухне. Пока они сидели за чаем, а коты вертелись у них под ногами, у Руби возникло странное и совершенно ненадежное ощущение, что в мире все хорошо. Но может быть, всего лишь может быть, она почувствовала вкус будущего, жизни, которая еще может сложиться.

– Вы опять уезжаете, – сказала она наконец.

– Да. Какое-то время меня не будет.

– Но вы вернетесь к нам? Ко… мне?

Он прижал ее к себе.

– Надеюсь. Я в жизни ничего так не хотел.

– И я тоже хочу этого. Я хочу, чтобы вы были в безопасности, живой и здоровый. И свободны от тех обязательств, которые забирают вас у меня. Но вы должны знать – я понимаю, что вы должны сдержать данные вами обещания. Понимаю. Потому что, если вы их нарушите, вы перестанете быть тем человеком, которого я знаю. Человеком, которого я… – она запнулась, не в силах закончить.

Он кивнул, но не стал ничего говорить, просто заглянул ей в глаза и долго еще ничего не говорил.

– Я должен идти.

Они двинулись вверх по лестнице. Руби шла впереди на несколько шагов, но, когда они прошли всего половину пути, он взял ее за руку и нежно привлек к себе.

– Руби, – сказал он, глядя на нее потемневшими от печали глазами. Он взял ее лицо в свои большие ладони, такие теплые и нежные, и поцеловал ее так сладко, с таким томлением, что ей показалось, она сейчас непременно умрет от боли этого поцелуя.

Наконец он отстранился от нее, прикоснулся губами к ее уху:

– Не провожай меня до двери. Не оглядывайся.

И она подчинилась ему. Позволила ему пройти мимо, слушала его шаги по коридору, – щелчок замка на двери, закрывшейся за ним. И только тогда ее колени подогнулись и она опустилась на ступени лестницы, девочка, которая никогда не плакала, позволила слезам литься, пока их больше не осталось и она уже не могла плакать.

Часть четвертая

А потом мы увидели берег Франции, мы увидели поблизости танковый лихтер: на его палубе была натянута веревка, на которой сушилось белье, на лихтере вовсю гремело радио, и между взрывами мин на берегу мы слышали звуки музыки. Мы видели аэростаты заграждения, похожие на смешных игрушечных слонов, танцующих на ветру над массой кораблей, мы слышали рев невидимых за серым потолком туч самолетов. С больших кораблей на тяжелые баржи или легкие суда перегружались войска, а на берегу по коричневым дорогам, рассекавшим холмы, лязгали гусеницами наши танки, неторопливо и неостановимо продвигаясь вперед.

Марта Геллхорн,

корреспондент «Кольерс Уикли»

(5 августа 1944)

– 25 –

Июнь 1944

Когда Руби утром появилась на работе, все в «ПУ» стояли у приемника в главном кабинете.

– Что там? – спросила она.

– Шшшш, – проговорила Нелл. – Началось. Наши высаживаются во Франции.

Руби уронила пальто на пол и встала поближе к приемнику.

«“Началась новая фаза воздушной наступательной операции союзников”. Эти слова были вступлением к тому, что описывалось как исключительно важное предупредительное радиооповещение нашей Европейской службы, сделанное сегодня утром одним из членов штаба верховного главнокомандования Союзных экспедиционных сил. Эта новая фаза, заявил спикер, в особенности затронет людей, которые живут в двадцатипятимильной прибрежной полосе. Верховный главнокомандующий Союзных экспедиционных сил указал, что в тех случаях, когда это возможно, такие предупредительные оповещения будут выходить…»

– Эмиль, мне нужно, чтобы ты сегодня утром был в Министерстве информации, – сказал Кач. – И звони мне с новостями так часто, как это будет возможно. Может быть, нам удастся к полудню сварганить более или менее приличную статью.

– А не лучше будет опубликовать то, что уже есть? – осторожно заметил Эмиль. – Насколько больше информации может появиться к полудню?

– Я не говорю, что мы должны брать все, – сказал Кач. – Я перепишу мою редакционную статью. Скажи, что мы собирались сдавать материал в печать, как только начнется высадка, но на следующей неделе у нас будет специальный выпуск. Если удастся найти картинку, достаточно сильную для обложки, мы ее используем и привяжем к моей статье. В таком случае этот выпуск не будет казаться устаревшим, когда пойдет в продажу.

– А что, если на обложке опубликовать карту? – предложила Руби. – Показать на ней места высадки и графику, сопроводить ее всей возможной…

Кач покачал головой:

– Это хорошо внутри журнала, но не на обложке.

– Что я могу сделать? – спросила она.

– Вы с Нелл ступайте в лабораторию. Поищите, нет ли у нас приличных фотографий Эйзенхауэра. Еще лучше, если найдете его рядом с Черчиллем или королем. Франк, ты садись на телефон, обзванивай агентства, нет ли у них вчерашних фотографий. Солдаты в полной экипировке ждут посадки на корабли, например.

Времени на разговоры и даже на размышления обо всем, что выходит за пределы непосредственной задачи, не было. Руби и Нелл несколько часов просматривали контрольные листы до начала 1942 года, но сколько они ни искали в этой горе возможностей, нарыли они всего ничего.

В час дня все опять собрались у приемника. Новости внушали надежду по крайней мере в отношении тех сведений, которые сообщались. Кач никого не удивил, проявив свой обычный скептицизм.

– Как идут дела на самом деле, нам пока не сообщат, – утверждал он. – Они пока не будут говорить о потерях, а потери наверняка немалые. Я бывал на морских берегах Нормандии. Они плоские и каменистые, укрыться там негде. Что тут совсем недавно говорил Черчилль? «Огонь артиллерийских батарей на берегу в основном подавлен»? Может быть, но не до начала высадки. Один господь знает, сколько народу погибло, прежде чем они высадились во Франции.

Они выслушали сообщение до конца и вернулись к работе еще на час. Кач собрал их в два часа и сообщил радостную новость: Эмиль откопал несколько фотографий, снятых вчера, – солдаты, ожидающие посадки на корабли перед путешествием во Францию.

– Они пока проходят контроль в Министерстве