Уничтожить - Мишель Уэльбек

удовольствий, удивительным образом даже не упоминает о честолюбии, той третьей страсти, совершенно иной природы, которой он сам был весьма подвержен. Брюно, например, никогда не обуревала, судя по всему, неуемная жажда наслаждений, а наживы – и того меньше; но он честолюбив, что есть то есть. Впрочем, трудно сказать, что за страсть честолюбие – благородная или эгоистичная; заключается ли оно в желании оставить позитивный след в истории человечества или потешить просто-напросто свое тщеславие, примазавшись к тем, кто такой след оставил. В общем, Бальзак все немного упростил.

Прюданс позвонила только три дня спустя, в пятницу вечером. Прилетела Присцилла, так что она наконец перевела дух, ее сестра куда лучше умеет все разрулить. Похороны уже состоялись, все прошло хорошо, если так можно выразиться. Она хочет сказать, догадался Поль, что присутствовало много окрестных жителей и священник исполнил все ритуалы должным образом. Ее отца там, конечно, не было, ему просто не сообщили о церемонии. Его разум по-прежнему блуждал в неясных пределах, к счастью, он много спал, лекарства, по крайней мере, сгодились хоть на это. Бодрствуя, он не произносил ни слова, с отвращением отворачивался, когда кто-нибудь входил в его палату, будь то медсестра или одна из его дочерей, даже появление Присциллы не вызвало у него никакой радости. Психиатр не слишком распространялся о возможной дате выписки; пройдет несколько недель, а то и месяцев, прежде чем состояние больного стабилизируется; в любом случае ему понадобится помощь на дому.

А вот решение ее сестры навсегда уехать из Канады оказалось для нее полной неожиданностью, ее муж, не выдвинув никаких условий, оставил ей дочерей и не изъявил ни малейшего желания с ними видеться; судя по всему, плевать он на них хотел. Присцилла может работать фактически где угодно, она почти все делает дистанционно, так чем Лармор-Баден хуже? Она всегда любила этот дом и не сомневалась, что и ее дочки будут от него без ума.

Поль никогда не понимал, в чем заключается работа Присциллы, и Прюданс не больше его. Вроде бы это как-то связано с логотипами, смайликами и знанием различных азиатских языков. Но хоть ее деятельность и оставалась загадкой для профана, она явно отлично оплачивалась: именно Присцилла, например, разработала новый логотип Nike – что было не так-то просто, учитывая популярность предыдущего, и сама выбрала леттеринг и типографику принтов на футболках Apple. Время от времени ей приходилось ездить в краткие командировки за границу, на один день, не больше, зато по всему миру, особенно в США и Японию. Впрочем, такие поездки, честно говоря, возникали все реже, поскольку теперь практически всегда можно обойтись видеосвязью, поэтому что Лармор-Баден, что Ванкувер, ей все равно.

Так вот, если она туда переедет, поиски помощницы по дому будут организованы наилучшим образом, и Прюданс после двух тяжелых дней (найти кого-то сейчас нелегко, простую домработницу еще куда ни шло, но как только речь заходит о сопутствующих медицинских проблемах и риске несчастного случая, все мгновенно усложняется) была настроена вполне оптимистично. К тому же погода в Бретани стояла потрясающая, невиданное дело в начале марта, она даже пошла на пляж после обеда, сказала она Полю, ну, не купалась, конечно, не до такой степени, но купальник все-таки надела.

– Оказывается, у меня довольно красивая попа, – сообщила она без паузы.

Почему она говорит ему такие вещи? Раньше за ней ничего подобного не водилось. Ему следовало бы ответить: “Да, дорогая, у тебя потрясающая попа”, а лучше даже так: “Да, дорогая, я всегда обожал твою попу”, но куда ему. Он уже очень давно не видел ее попу, но отлично помнил ее и сразу почувствовал, положив на нее руку в ту ночь в Сен-Жозефе, что она почти не изменилась, а своим рукам он полностью доверял. Он сразу понял, что у него вот-вот встанет, и тут ему тоже следовало бы что-нибудь сказать. Например, будь они героями современного американского триллера, он бы бросил ей: “Перестань, ты меня возбуждаешь” – с глупым заговорщическим смешком. В действительности же он всего-то сдержанно хмыкнул и разъединился, ему тоже не вредно поработать над собой.

Бальзак упустил еще одну страсть, а именно материнскую любовь, подумал он сразу после того, как попрощался с ней. С другой стороны, он, как ни странно, описал отцовскую любовь, хотя это гораздо более редкий случай, и тут канадец вряд ли стал бы ему перечить. Их с Сесиль отец и отец Присциллы яркие тому примеры, но все же им далеко до такой жести, как отец Горио.

Остаток ночи он провел за чтением, пусть и не Бальзака, он поискал на полках что-нибудь философское, решив, что оно будет уместнее. К сожалению, у него оказалось не так много философских трудов, десятка полтора, не больше, и, похоже, это были скорее философы-простачки примирительного толка. Сам он всегда чувствовал себя более или менее свободным от вышеперечисленных страстей, которые философы прошлого почти единодушно осуждали. Он всегда смотрел на мир как на место, где ему не следовало бы находиться, но он не спешил покидать его, просто потому, что не знал другого. Возможно, ему следовало бы родиться деревом или черепахой, на худой конец, в общем, кем-то менее суетливым, чем человек, кем-то, чье существование не столь изменчиво. Ни один философ, судя по всему, не предлагал такого решения, как раз напротив, все они, казалось, сходились на том, что нужно принять удел человеческий “со всеми его ограничениями и величием”, эту фразу он вычитал однажды в какой-то статье гуманистического толка; некоторые выдвигали отвратную идею, что в нем следует усматривать и определенную форму достоинства. Lol, как выражается молодежь.

Когда ему наконец удалось заснуть, послав этих убогих философов куда подальше в их небытие, над парком Берси уже занимался рассвет. Ему приснились два голландских автостопщика на обочине какого-то шоссе на Корсике, ведущего, вероятно, к перевалу Бавелла, они с Прюданс там побывали, когда проводили отпуск на Корсике, и, кстати, эти молодые люди, хоть им явно не больше двадцати и волосы у них до ужаса светлые, то есть они ничуть на них с Прюданс не похожи, вроде бы выступали в их роли. Тут он понадеялся, что ему сейчас покажут эротические сцены, и они, как знать, обретут даже свои настоящие лица, ему даже почудилось, что он заново переживает какие-то мгновения того отпуска на Корсике, потрясающе эротичного, несомненно самого эротичного периода его жизни. К сожалению, ничего подобного не произошло, управлять содержанием снов наверняка невозможно, ему, по крайней мере, это не удается.

Вместо этого перед ним, точнее, перед игравшим его молодым голландцем, остановился красный спортивный автомобиль, Прюданс же, как назло, отправилась набрать воды