Долгое прощание с близким незнакомцем - Алексей Николаевич Уманский

ухода Ивана и Сани мы с Андреем остались на время вдвоем. Руководитель экспедиции выглядел более задумчивым, чем обычно. Я не знал в точности, что его занимает, но думал, что мысль его вертится по существу вокруг одной проблемы — случайно ли проявились изменения в нашей ментальности, или нет. Неожиданно Андрей взглянул мне в лицо и задал вопрос:

— Скажи, Коля, а ты действительно до этой ночи не думал, что ошибся, прекратив отношения с той женщиной?

Я удивился.

— Действительно не думал.

— А тебе не кажется, что все дело в том, что ты ее недавно видел?

— Я? Видел?

— А что, нет?

Я начал лихорадочно соображать, что он имеет в виду. Андрей, видя мои затруднения, поспешил напомнить:

— Ну, в Вятке, в аэропорту, мне показалось, что жена твоего друга и ты… в общем…

— … были любовниками? — закончил я за него. — Действительно были. Еще до того, как она вышла замуж за Сашку Василькова. А-а! Так ты решил, что прошлой ночью я думал о ней?

— А разве нет? Я решил, что это она. Такая эффектная женщина… Неужто нет?

— Хм! Женщина она действительно эффектная. Спорить не о чем. Но я думал совсем о другой. Ее воздействие было много сильнее. Не знаю, как бы об этом сказать. Вот! Ты представляешь себе героиню рубенсовских картин — его вторую жену Елену Форман?

Андрей кивнул.

— Ну так вот, я думаю, что Рубенс чувствовал в своей жене то же самое, что и я к той, о которой тебе рассказывал. По крайней мере, я не вижу иных причин, почему Рубенс не хотел или не мог писать других женщин.

Андрей снова кивнул. Он молчал И я понял, что встреча с Инкой оказала на него несравненно большее воздействие, чем на меня. Пожалуй, впервые я подумал об Андрее не только как о человеке, посвятившем себя служению науке. Или это участь любого из нас, у кого с той или иной частотой изнутри распирает брюки, — думать о посвящении себя чему-то, а потом обнаружить, что посвящать себя прежде всего нужно совсем другому делу и уж, конечно, не неопознанному объекту — ум значил тут много меньше других ценнейших качеств — способности чаровать или возбуждать своей красотой. Как плохо мы знаем себя и других! Ждем одного, наблюдаем другое и порой ведем себя так, словно это были не мы. Где оставались при этом наши прежние вкусы и принципы? Как это все отступало! Ведь принципы-то не испарились, а вкусы не менялись на противоположные. Просто внутри происходило очень быстрое и неожиданное преображение под влиянием особых свойств наблюдаемого объекта, наделенного привлекательностью и красотой. Красота подавляла сопротивление, если только оно возникло. Сомнения она тоже разрешала в свою пользу. Действительно, что надо было бы считать всеобщим эквивалентом — золото или красоту? Красота могла достичь большего, чем золото, даже несмотря на то, что за него очень нередко покупали и красоту, только не очень-то прочно и надежно. Если судить о причинах, которые заставляли мужчин выдающихся творческих способностей и ума вступать в связь или в брак с женщинами, не обладающими ни тем, ни другим, то виновницей опять-таки выступала красота как высшая ценность и действительно всеобщий эквивалент.

Я подумал, что ничего не знаю о личной жизни Андрея. Единственное, о чем я получил определенное представление, так это о том, что он слегка позавидовал, когда заметил Инку и ее пристрастие ко мне. Возможно, эта зависимость еще больше усилилась после того, как он услышал, что эффектная и прекрасная Инка сильно уступала другой красавице, опять-таки неравнодушной ко мне, от которой я по собственной дурости улетел на свой крайний Северо-Восток. Видимо, в жизни Андрея с женщинами обстояло не благополучно, и об этом действительно стоило пожалеть, даже если именно из-за этого уфология обрела своего рыцаря. На самом деле его шансы обрести скрытые от нас знания об инопланетянах были существенно ниже шансов рыцарей круглого стола — таких, как сэр Персиваль или сэр Галахад, — добыть Святой Грааль. Но вот дал же человек слово хранить верность новой науке! Однако и ему становилось не по себе, когда в поле зрения попадались такие, как Инка, которые любого проймут и заставят не раз подумать, а то ли они выбрали для своего служения?

У меня и раньше не было случая невзначай расспросить Андрея о его семье, а теперь это стало и вовсе неудобным — все равно как специально взять, да и надавить на больное место. Так что если он сам не скажет, уж не узнаю. А жаль.

Новая ночь наступала не очень скоро. Я маялся в ожидании темноты. Вечерний холод как будто старался пораньше затолкать нас в палатку, однако долго лежать в ней без сна не хотелось. Я притащил несколько упавших тонких сосновых стволов. Против ожидания, положенные в хорошо нажаривший землю костер они горели совсем неплохо, и около огня было вполне тепло. Мы, оставшиеся шестеро, сидели на бревнах по обе стороны костра и умиротворенно беседовали после еды, попивая чаек.

Андрей поинтересовался, довольны ли ребята, что выбрались в поле. Геологи только усмехнулись.

— Сколько лет, бывало, мы только и ждали этого дня, — сказал Игорь. — В городе забываешь все тяготы экспедиционной жизни, и начинаешь страшно скучать о вольной жизни, когда не надо ездить на службу, когда большую часть суток ты сам себе хозяин, даже в том, что касается работы. Да что тут объяснять? Кругом тайга или тундра или степь или горы — вот и иди, куда тебя ведут мечта и служебное задание. Вспоминаешь, что для этого ты, собственно, и родился — бродить по свету, узнавать, смотреть, понимать. Бывает, конечно, что и на ходу мучаешься мыслями о поиске породы, но это редко — чаще о грузе на плечах. А сбросишь его — и видишь мир и красоту.

— Красотой, конечно, любуешься, — подхватил тему Матвей. — Это конечно. Но только когда бываешь без груза. А с грузом тогда уж наоборот — о городе с нежностью вспоминаешь и начинаешь себя проклинать: эх ты, дурак-дурак!

— Ну, это в порядке вещей, — согласился Игорь. — Ни в городской, ни в полевой жизни совершенства нет. На лоне природы обычно совсем не рай, но иногда он там все-таки бывает. Зато в городе, самом по себе, рая не может быть безусловно.

— В самом по себе? — переспросил Андрей.

— Ну да, в самом по себе, — подтвердил Игорь. — Хотя и там может случиться райское житье на несколько дней.

— Это как? — спросил Андрей.

— После приезда. В постели с любимой женщиной, — объяснил Игорь. — Но ведь любимая женщина — это не исключительно городская принадлежность, даже если женщина по преимуществу горожанка?

— А ванна, чистые простыни, шампанское и стол на двоих? —