Время скорпионов - D.O.A.

Ненадолго.

Вскоре он снова связался с какими-то подонками. Но на сей раз не попался. Его вовремя подцепила организация по реадаптации. Организация по реадаптации, субсидируемая мэрией и департаментом, но управляемая членами движения новообращенных мусульман «Таблих». Само его название означает «распространение, развитие». Мелкой ложью и лицемерием им удалось вернуть парню уверенность в себе, и все это при финансовом благословении Республики, этой добрейшей девицы, светской и толерантной.

После своего обращения Сесийон свалил в Лондон, потом в Пакистан, видимо, чтобы получить образование в коранической школе. Назад он вернулся после продолжительных скитаний по Восточной и Центральной Европе.

В обзоре даже высказывалось предположение, что он побывал в Чечне.

По прибытии во Францию Джафар выглядел умиротворенным, способным к нормальной жизни. Однако слишком уж набожным. Что, из-за специфики посещаемых им культовых мест, очень скоро привлекло внимание секретных полицейских служб. Многочисленные рапорты, составленные на основе наблюдений и прослушек, доказывали, что он занимается и другой деятельностью и общается с новыми тяжеловесами Делиля, менее известными, но от этого не менее опасными. Недавно он вновь вернулся в «бизнес». Ради благого дела. Своей «работой» он оказывал помощь в финансировании религиозной благотворительности и при случае исполнял роль посыльного.

Линкс кое-что записал и привел документы в порядок. Внизу, в подвале, его ждал Сесийон. Через десять минут агент спустился и приложил ухо к двери камеры. Но ничего не услышал. После двух безумных дней эта перемена была знаком того, что пленник, оказавшийся гораздо боеспособнее, чем Делиль, ослабел.

Хотя вряд ли он продержится дольше.

Агент зажег свет и вошел. Джафар, покрытый темными подтеками, спал посреди комнаты, свернувшись калачиком на люке. Дыхание его было спокойным и мерным. Камера носила следы приступов его бессильной ярости. Стены до самого потолка покрывало дерьмо.

Не очень-то повоюешь со связанными руками и ногами.

На эти бессмысленные проявления своего неповиновения обращенный потратил слишком много энергии, а поскольку с самого прибытия он отказывался от пищи, его силы очень скоро иссякнут.

Линкс решил, что пленник созрел для первого разговора. Закрыв дверь, он отправился за поливальным шлангом.

КАТАСТРОФА: еще не конец! Прошел месяц, а город все еще в нокауте. Даже если причиной, как предполагают, является несчастный случай, следы все еще очень заметны…

ВОЙНА: американцы входят в Афганистан. Страницы вторая и третья.

ПОХОРОНЫ ПОЛИЦЕЙСКИХ: сегодня будут отданы последние почести полицейским, убитым на этой неделе во время кражи, закончившейся кровопролитием…

Услышав стук в дверь, Понсо поднял глаза от газеты. На пороге его кабинета стоял Тригон с документами в руке. Войдя, он сел напротив шефа.

— О чем они там болтают в своей газетенке?

— О катастрофе на юге.

— Опять? Им еще не надоело всех изводить?

— Прошел месяц, надо отметить. Это оживит интерес к газете.

— Причем куда больший, чем два мудака-сыщика, позволивших себя укокошить.

— Не уверен. — Понсо взглянул на Тригона: они ведь, как и те двое, тоже стражи порядка. — Ты знал этих ребят?

— Нет, но это ничего не меняет. Еще чего! Чтобы нас отстреливали, как собак?

Кивок в сторону документов, теперь лежащих на столе.

— Отчеты за ночь. Замечаний нет. Объекты, на которые нас навели коллеги с улицы Нелатон, пока ведут себя благоразумно. Или эти парни ничего не знают, или подозревают, что концов не найти.

— А тот парнишка? — Понсо не слишком интересовался новым делом, в котором они должны были сотрудничать с Управлением территориального надзора.

Гораздо больше он был заинтригован смертью Хаммуда и внезапным исчезновением Сесийона.

— Его никто не видел. Но мы только что навестили его квартиру.

— Плохо. Когда?

— Вчера.

— И что это дало?

— Ничего. Зер под видом почтальона еще раз сходит туда сегодня утром, чтобы поговорить с соседями. А по-моему, этот паршивец-обращенный свалил, вот и все.

— Что-то мне это не нравится!

Установка аппаратуры слежения вокруг мечети в двадцатом округе после обнаружения тела Хаммуда требовала средств, которыми на самом деле Понсо не располагал. Поэтому он сосредоточился на идентифицированных контактах ливанца. Среди них был Джафар. Он даже числился первым в списке, однако вот уже два дня не подавал признаков жизни. Ни слова, ни звука даже. И больше ни одного визита на улицу Пуанкаре для совершения молитвы. Или обращенный испугался, узнав о смерти своего приятеля, или его прогнали. Или же он затаился в ожидании какой-нибудь пакости, о которой никто не знал. Квартира его теперь была оснащена звукозаписывающими устройствами и видеокамерами, мобильный телефон прослушивался: если бы Сесийон объявился, люди Понсо об этом знали бы.

— Что-нибудь еще? — Тригон напомнил шефу о своем присутствии.

— Нет, довольно.

— Ладно, тогда пойду вздремну.

Фарез Хиари в одиночестве поджидал в темноте перед безымянным складом, расположенным среди других таких же в промзоне на востоке Парижа. Поблизости проходила ветка скоростного метро. Ее шум составлял единственное звуковое сопровождение этого раннего вечера.

Звук дизельного мотора Хиари услышал за мгновение до того, как заметил фары грузовика, сворачивающего в его проход. Подъехав, шофер притормозил и опустил стекло:

— Привет. Разгрузка здесь?

Фарез кивнул.

— Мать твою! Взбрендило же кому-то отправить меня в пригород в субботу вечером. Поди теперь, вынюхивай, где это! До чего же вы надоели!

— Эй, я не виноват, тут не я отвечаю. По мне, так лучше сидеть дома, у меня жена и ребятишки. Да не вышло, поставили дежурить.

— Что это за склад?

— Не знаю. Мне только сказали, что его арендует мэрия.

Шофер смерил Хиари взглядом с головы до ног и на нагрудном кармане его зеленого рабочего комбинезона увидел белый логотип. «Париж». Ту же надпись он разглядел на дверцах припаркованного перед складом пикапа.

— Ладно. Не ночевать же здесь. Куда складывать?

Дежурный махнул рукой, и грузовик двинулся вдоль строения.

Через двадцать минут, когда машина уехала, из темноты появился Камель Ксентини. На поросшей травой земляной площадке за складом его поджидало больше десятка двухсотмиллиметровых труб из ковкого чугуна по шесть метров длиной, с клеймом в виде белого стилизованного моста.

Фарез поспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ксентини заталкивает в отверстие одной из труб металлический хромированный цилиндр приблизительно такого же диаметра.