Драконова Академия. Книга 4 - Марина Эльденберт

видно, что торопился. И это было совсем на него не похоже. Вообще. Никак.

— Ты же знаешь, на боевой магии виритта нужно отключать и снимать, — прокомментировал запыхавшийся брат. — Что у вас тут произошло?

Объяснения тоже были не в его стиле, но Сезару сейчас было не до изменений в характере Люциана. Он сжал подлокотники кресел так, что резной узор до боли впился в ладони. Но именно эта боль отрезвила и дала возможность сказать:

— Мой ребенок сейчас умирает. Из-за меня.

Глава 24

Люциан Драгон

Если после общего факультета военный казался каким-то форменным издевательством, то после гарнизона уже воспринимался так, как легкая утренняя разминка. На середине занятия магистр Ихтон это заметил и саркастически поинтересовался, не доставить ли тэрн-ару шезлонг с Эллейских островов. Если на общем в ответ на такую шпильку можно было огрызнуться, то здесь это расценивалось как пререкания со старшим по званию (коим, разумеется, являлся магистр), поэтому Люциан спокойно ответил, что готов к любому уровню нагрузки.

Зря.

Однокурсники, конечно, обалдевали, а Ихтон явно отрывался, устроив ему полосу магических препятствий курса этак с последнего. Наверное, раньше после такого Люциан отправился бы прямиком в лазарет к Симрану, а так (никогда бы не подумал, но спасибо Амиру) ни разу не ударил в грязь лицом. Ни иносказательно, ни буквально. Хотя, конечно, попотеть его Ихтон заставил, явно превышая свои магистерские полномочия. Добился, правда, исключительно того, что в конце Люциану все аплодировали, так что с полигона он уходил героем. К вящему неудовольствию магистра.

Он собирался принять душ и пойти к Нэв: даже несмотря на то, какой разговор состоялся между ним и отцом вчера. Ферган согласился его принять и пришел в ярость, когда узнал, зачем он явился. Люциан рассчитывал откровенно поговорить с тэрн-архом о ситуации на границе — о давящем присутствии тьмы, о всплесках, после которых адорров и даже некоторых лэардов лечили от психической невменяемости. Кальварены еще держались, но в целом это явно требовало пристального внимания, при этом никаких действий со стороны столицы и правительства не предпринималось.

Рассчитывая на одно, в итоге он получил совсем другое — полыхающего яростью дракона, который назвал его бесполезным мальчишкой и посоветовал в ближайшее время не попадаться ему на глаза. Когда Люциан попытался возразить, что это стоит внимания, Ферган выставил его вон, напоследок снабдив емкой характеристикой, что один раз он уже подставил семью, и что лезть туда, в чем не разбираешься — это его отличительная черта, наравне с упрямством, граничащим с глупостью.

Будь на его месте кто угодно другой, вряд ли Люциан позволил бы себя вот так выставить, но это был тэрн-арх. У которого на разговор с сыном явно были другие надежды. Он рассчитывал — о чем заявил сразу, что Люциан опомнился и готов принести публичные извинения Анадоррским и принять статус наследника. Когда выяснилось, что это не так, Ферган и пришел в лютейшую ярость, и дальше с ним можно было не разговаривать. К сожалению, Люциан этого сразу не понял, а от отца вышел взбешенный и злой.

Приносить публичные извинения Анадоррским он не собирался, разве что готов был попросить прощения у Женевьев. Лично. Но случая пока не представилось, да и его все время как-то сворачивало на разговоры с Леной.

Которая все-таки носила его браслет.

Точнее, не его, а тот, что он починил. Свой простенький браслет с первой вириттой, Эвиль. Дурацкая радость по этому поводу была из ряда вон, но Люциан уже смирился. С тем, что он не может быть к ней равнодушен. Никогда не сможет, а после того, чем с ним поделилась София-Соня, он понял, что уже не отступится. Каким нужно быть идиотом, чтобы столько времени не замечать, что рядом с тобой другая?

Да, он сам совершил такую же ошибку, но это был один вечер! Одна ночь! Не половина лета же, драхи его задери!

Осознание этого — того, что он будет бороться за Лену, словно позволило вздохнуть свободнее. Словно отпустила невидимая жуткая магия, давящая на грудь. Возможно, именно поэтому он первым делом схватился за виритта, который передал ему сообщение от Сезара. В его голосе, обычно неизменно спокойном, уравновешенно-снисходительном или резковатом, с нотками превосходства, сквозили такие боль и отчаяние, что Люциан мигом забыл про душ.

С Сезаром они никогда не были особо близки, но об этом он подумал, уже когда открывал портал в их поместье. И еще в те мгновения, когда горничная провожала его в гостиную, где застывший в кресле брат напоминал каменное изваяние. А потом он сказал то, что сказал, и Люциан замер.

— Ребенок? — переспросил он.

— Да. После той ночи. — Сезар все-таки оттолкнулся от подлокотников и поднялся к нему навстречу. — Он… она… Софии стало плохо сегодня, а я ничего не смог сделать. До этого я вообще собирался уйти. Бросить ее одну. Если бы я ушел, она был могла…

— Так, стой. — Люциан шагнул к брату и взял его за плечи. — Что с Софией?

— Все хорошо. Сейчас, — Сезар говорил так, будто сам в это не верил.

— Хорошо, что все хорошо, — он мысленно облегченно вздохнул. — А ребенок? Что с ним?

— Им сейчас занимается Глатхэн. Было сильное кровотечение. Он же… если бы я мог сделать хоть что-то, но я не мог, Люциан. Понимаешь? Не мог?

Люциан впервые видел брата таким: потерянным, словно под ногами горела и расходилась земля, и Сезар уже был готов просто свалиться в один из этих разломов. Так странно было осознавать, что безупречный Сезар Драгон может быть таким, и в то же время Люциан сам себя смутно помнил, когда увидел пострадавшую после похищения Лену. Смутно помнил, что он там вообще делал. Сезар же действительно не мог ничего сделать — еще одна отличительная его особенность — когда любимая женщина истекала кровью у него на руках. Каково это, Люциан даже представить себе не мог. Не хотел и не мог, поэтому сейчас поморщился.

— Глатхэн — лучший из лучших, он спасет твоего… вашего ребенка, — произнес он первое, что пришло в голову. Ничего другого просто не приходило.

Сезар усмехнулся:

— Ты так в этом уверен?

— Я это знаю. Он лечил нас сколько я себя помню. Его опыт и его магия творят чудеса, Сезар.

Глатхэн действительно был с их семьей вот уже больше сорока зим. Опытный