Отражение удара - Андрей Воронин

— Вот это список, — покачал головой Сорокин. — Значит, маньяк с Малой Грузинской взят и находится под стражей. Так?

— Так точно, — ответил майор, твердо глядя ему в глаза. — И я его не выпущу. В гробу я видел ваше ГРУ.

— Не трать порох вхолостую, — спокойно сказал Сорокин. — Пока не началось совещание, я тут у тебя посижу, полистаю дело. А ты полистай вот это, — он положил на стол принесенную с собой папку. — Считай, это тебе от меня подарок и помощь. Только имей в виду, ты этой папки в глаза не видел. Это не для широких масс.

— Подписку о неразглашении дать? — ворчливо спросил майор.

— Хватит честного слова. А будешь выкобениваться, как барышня на выданье, я тебе сам дам — и под письку, и под попку. Так дам, что не обрадуешься.

— А что это? — спросил Гранкин, нехотя открывая папку. Он терпеть не мог всякий бумажный хлам, предпочитая заниматься оперативной работой.

— Это что-то вроде, заметок, — ответил Сорокин. — Я вчера убил вечер на то, чтобы записать все, что знаю о твоем маньяке. То есть, не все, конечно. Во-первых, я не все про него знаю, а во-вторых, половины того, что я знаю, мне знать не положено. А раз мне не положено, то тебе и подавно.

— Так вы знакомы, — упавшим голосом сказал Гранкин. — Вот оно что… А я, если честно, на вас надеялся, как на господа Бога.

— На Бога надейся, а сам не плошай, — ввернул Сорокин, с любопытством разглядывая майора.

Гранкин закрыл белую папку и стиснул зубы. Немного поиграв желваками, он медленно, чеканя слова, сказал, глядя в подбородок начальника:

— Имейте в виду, товарищ полковник, что я не намерен принимать во внимание личные связи подозреваемого. Вы можете отстранить меня от дела, но предварительные выводы представляются вполне очевидными…

Он ожидал бури начальственного гнева, но Сорокин лишь неопределенно хмыкнул и сказал:

— Ты все-таки выкобениваешься, Никитич. Тебя еще за задницу не взяли, а ты уже верещишь. Ты почитай, почитай. Может, тогда твои выводы перестанут представляться тебе такими уж очевидными.

Больше не обращая на майора внимания, Сорокин углубился в чтение дела Старкова. Гранкин еще немного посидел, пыхтя носом. Настроившись на втык, он теперь никак не мог заставить себя сосредоточиться, — и, наконец, принялся читать то, что принес полковник.

А в папке было всего три листка, исписанных от руки неудобочитаемым почерком полковника Сорокина: даты, имена, названия дел и краткое, точное и до предела сжатое описание роли Забродова в этих делах. О том, чем занимался Забродов до ухода на гражданку, была только одна запись: «Инструктор спецназа ГРУ, кличка — Ас».

Майор быстро пробежал содержимое папки глазами, вернулся к началу и начал читать все подряд, в задумчивости теребя кончик носа. Это читалось, как приключенческий роман.

Здесь было нашумевшее дело Удава, дело какого-то Крестоносца, о котором майор даже не слышал, дело маньяка с Ленинградки и — ото! — шедшее параллельно с ним дело об убийстве генерала Рахлина. Ликвидация сети нелегального вывоза редкоземельных металлов… Черт, не раскрытие; а ликвидация! Читай — физическое уничтожение. Ну да, так и есть. Маршрут: псковские леса — Рижский порт — Москва. Сплошные трупы, никто из главных фигурантов не смог отмазаться — просто не успели. Не успели даже сообразить, что надо бежать в милицию, сдаваться и просить защиты.

Дело этого вонючего охранного агентства, от которого осталось то, что остается от осиного гнезда, когда на него наступишь каблуком — серая плоская лепешка с какими-то торчащими ошметками… Какая-то странная история про тоннели метро, о которой Сорокин упоминал лишь вскользь…

Гранкин осторожно положил папку на стол. Да, подумал он. Значит, это он сбесился от безделья? Это ему, что ли, было интересно, как нож втыкается в спину? Это я дал, подумал Гранкин и поднял глаза на полковника.

Полковник к этому времени тоже успел закончить чтение и внимательно наблюдал за Гранкиным. Встретившись с ним взглядом, Сорокин наклонился, протянул руку и аккуратно выдернул папку у майора из пальцев.

— Он что, платный киллер? — спросил майор.

— Это ты — платный балбес, — ответил полковник. — Если я скажу, почему он это делает, ты либо не поверишь, либо окончательно решишь, что он псих.

— А вы попробуйте, — сказал майор.

— Попробуйте… — передразнил его Сорокин. — Просто, когда он видит сволочь, он не может ее не прихлопнуть.

— Как Репу, например, — подхватил Гранкин. — Или того же Старкова.

— Ладно, — вздохнул Сорокин, — оставим пока мотивы, давай поговорим о способах. Пистолет. Пистолет, снятый с тела милиционера. Кстати, убивать этого сержанта ради пистолета у него не было никакой необходимости. Ты ведь нашел револьвер? Где тут протокол обыска? Ага, вижу, нашел… Ты что же, считаешь, что он планировал убийство Старкова за год? Тогда твоя версия, извини, рассыпается…

— Ничего не рассыпается, — проворчал майор. — Кто же пойдет на мокрое дело со своим оружием?

— Да не нужно ему никакое оружие! Он мог убить этого Старкова, не вынимая рук из карманов: локтем, коленом, пяткой, лбом, носом, глазом, черт подери! Задницей своей он мог его убить! Зачем ему пистолет?

— Для отвода глаз.

— Каких глаз! Допустим, он незамеченным проходит мимо сторожа, дожидается Старкова и стреляет…

Сторож слышит выстрел и идет посмотреть, в чем дело, и тогда он бьет сторожа по голове железякой… Так? Теперь скажи пожалуйста, каким надо быть идиотом, чтобы стрелять, рискуя привлечь внимание, когда можешь убить человека двумя пальцами? И зачем бить сторожа по голове, когда у тебя в руке пистолет? Вот она, твоя опись, читай! «Пистолет системы Макарова с шестью патронами в магазине…» А он подкрадывается сзади, дает сторожу себя как следует рассмотреть, и только потом наносит удар какой-то железкой — заметь, даже не тем же пистолетом. И преспокойно уходит, хотя видит, что сторож жив. Весьма профессиональные действия, ты не находишь? Профессионал убил бы его без единого звука… ты видел, кстати, как Забродов управляется с ножом? Убил бы и ушел, как пришел, и до самой пересменки никто ничего не заметил бы. Молчи, я не закончил. Теперь возьмем твоего Репнина. Значит, снотворное в бокале… И Забродов, и этот, как его… Дремучий показывают, что Репа спустился с крыши по веревке. Забродов говорит, что пугал Репу, заставляя его лезть обратно по той же веревке под угрозой револьвера. Я уж не говорю о том, что у Репы был нож, и Забродов имел полное право пристрелить его, как бешеного пса. Он мог просто выбросить придурка в окошко и сказать, что знать ничего не знает. Спал. А этот отморозок полез в пьяном виде по веревке и сорвался. Пятый этаж, гарантированный летальный исход. Ну, что скажешь?

Гранкин немного помолчал, потом с кряхтением потянулся через стол, отобрал у Сорокина папку с делом Старкова и с гримасой отвращения швырнул в распахнутую пасть сейфа.