Канцлер Румянцев - Виктор Лопатников

Развязка наступила 22 августа 1814 года, когда Румянцеву доставили рескрипт (указ) императора Александра I. В нем говорилось: «Граф Николай Петрович! Убеждаясь принесенными Вами на время отсутствия моего из столицы неоднократными просьбами и новым Вашим настоянием, увольняю я Вас ото всех дел, на Вас возложенных. По известному Вам вниманию моему к достоинствам Вашим можете Вы судить, сколько прискорбно для меня удовлетворить такому Вашему желанию. Надеюсь я, однако несомненно, что из любви к Отечеству не отречетесь Вы паки быть оному полезным Вашими познаниями и опытностью, когда состояние здоровья Вашего то позволит. Примите в сем случае удостоверение в отличной моей благодарности за оказанные Вами Отечеству заслуги и в непоколебимом моем к Вам уважении. Пребываю, впрочем, Вам всегда благосклонный».

* * *

Волею исторических обстоятельств служение политика и дипломата Румянцева, по причинам от него независящим, современники и их потомки постарались предать забвению. События 1812—1815 годов вытеснили многое существенное, что непосредственно относилось к Румянцеву. Цели, которые он перед собой ставил, посчитали тщетными, расценили никчемными, ошибочными. Всю ответственность за 1812 год возложили на французского императора Наполеона I. Его вина неоспорима. Но так ли однолинейна была дорога к трагической развязке? Был ли у тех событий единственный виновник? Прояснить подлинные причины катастрофы 1812 года не посчитали нужным. Только собрав воедино сведения о том, как всё происходило на самом деле, возможно понять, в силу каких причин служение канцлера, министра иностранных дел Российской империи Румянцева предано забвению. Сведения о его политической судьбе потому и скудны, потому и оказались в загоне, что не укладывались в официальную версию, культивируемую имперской историографией. По этим причинам реконструировать этапы политического пути Румянцева, относимые к 1807—1812 годам, приходится, опираясь на разрозненные источники. В том, что касалось национально-государственных целей, стоявших перед Россией, он разошелся с самодержцем, оказался отвергнутым. И все же его жизнь и служение — часть бесценного опыта, быть может, еще более значительного, чем слава, доставшаяся другим его современникам. Опыт государственного служения Румянцева не прошел для России бесследно.

Коридоры власти так уж устроены, что в них, несмотря на смену лиц, политических ориентиров, хранятся и продолжают жить сведения, предания, молва о людях и ценностях, которым они служили. Духовное наследие Румянцева так или иначе питало представления, формировало взгляды идущих на смену поколений дипломатов. Преемником политической программы Румянцева спустя полстолетия выступил Александр Михайлович Горчаков (1798—1883).

Горчаков вступил в должность министра иностранных дел Российской империи в 1856 году, через 42 года после того, как сложил с себя полномочия Николай Петрович Румянцев. Это были другие времена, иные исторические условия. Дипломатия как наука и искусство продвинулась далеко вперед. В самом начале деятельности недавний лицеист «пушкинского призыва» Горчаков имел возможность знакомиться с тайнами политики европейских дворов, наблюдать повадки сильных мира: Талейрана, Меттерниха, собственного императора Александра I. Тогда Европа преодолевала последствия Наполеоновской эпохи, а Александр I примеривал роль «повелителя», лидера в урегулировании европейских проблем. Ему довелось присутствовать на переговорах на международных конгрессах в Троппау, Аахене, Лейбахе, Вероне, вести записи, составлять протоколы, писать отчеты, резюме и проекты документов, что послужило для него хорошей школой, многому научило. Уже тогда Горчаков обдумывал, каким должен быть подход российской дипломатии к внешней политике: неукоснительно рассматривать международные события и участие в них России, прежде всего, под углом зрения собственных национально-государственных интересов. К тому времени, когда Горчаков приступил к руководству Министерством иностранных дел: «…он был умудрен опытом, наблюдениями, годами, охладившими его пыл, снабдившими его свойственными возрасту недоверчивостью и осмотрительностью, обратившими его в того проницательного и расчетливого “старого математика”, который с утонченным искусством проводил русскую политику сквозь “теснину” трудного времени, не давая ей отклоняться с узкого среднего пути между разносторонними опасностями, соблазнами и односторонностями и неспешно, дальновидно созидая для будущего». Но политическая программа, предложенная Горчаковым внуку Александра I императору Александру II, всем своим духом перекликалась с политическими установками канцлера Румянцева. «Свобода рук» во внешней политике была интерпретирована Горчаковым в формуле: «Россия сосредотачивается».

Во главу угла внешней политики России были поставлены национально-государственные приоритеты и цели. К тому же Горчаков сумел извлечь уроки из драматического опыта своего далекого предшественника. Он согласился принять пост министра иностранных дел лишь при условии непреложности его права на последнее слово в международных делах. Ему, Горчакову, удалось, проявив характер, волю, взять дело в свои руки, ограждая управление внешней политикой государства от сторонних влияний. На протяжении двадцати лет канцлеру, министру иностранных дел Александру Михайловичу Горчакову удавалось подчинять внешнеполитические шаги государства национальным интересам, обеспечивая возрождение России после Крымской (1853— 1856) войны. Но это уже другие значительные и не менее поучительные страницы российской истории.

* * *

По меркам истории человечества Румянцева и Горчакова разделяло незначительное временное пространство. Они жили и служили в разных, но по-особому сложных для российской государственности условиях, при монархах, наделенных разными способностями и характерами. Их политические судьбы оказались во многом схожими. У каждого складывалась своя история доверительных отношений с царствующими монархами. И тот, и другой начинали свою карьеру при дворе — в высшей администрации империи. Начальный этап дипломатической службы Горчакова напоминал путь, в свое время пройденный Румянцевым: в «лоскутных государствах Европы». И тому, и другому досталось пережить пору революционных потрясений Европы — Румянцеву в 1789 году, Горчакову в 1848—1849 годах. Оба исходили из того, что в интересах России следует вести последовательную, охранительную политику, создающую условия для ее самостоятельного развития.

Каждый из них — и Румянцев, и Горчаков, приложили немало усилий, чтобы российско-французское сближение способствовало балансу в расстановке сил на европейском пространстве. И для Горчакова, как и для Румянцева, стало большим жизненным разочарованием предпринятый властителями Франции разрыв с Россией, что ставило это государство на грань национальной катастрофы в 1815—1871 годах.

Известную роль в судьбе каждого оставили выдающиеся женщины, занимавшие видное место в политическом истеблишменте. Для Румянцева такой была великая княгиня Мария Федоровна, впоследствии супруга Павла I, императрица во вдовстве. Для Горчакова — великая княгиня Ольга Николаевна, сестра Александра II, королева Вюртембергская. При том брожении умов, какие окружали российский престол, их дружба с царственными особами служила духовной поддержкой, оберегала от наветов, нападок недоброжелателей. И Румянцев, и Горчаков слыли выдающимися представителями отечественной культуры, поддерживали тесные отношения с интеллектуалами, яркими выразителями общественного мнения как у себя в стране, так и за рубежом. Это немало способствовало разъяснению и продвижению целей и задач российской внешней политики.