Королевский судья - Сандра Лессманн

— Мастер Риджуэй? — спросил вежливый голос.

Ален с удивлением обернулся и увидел перед собой стройного красивого молодого человека.

— Мастер Риджуэй, — повторил тот, — я Джордж Джеффрис. Полагаю, вы слышали мое имя от доктора Фоконе.

— О да, — ответил Ален, — слышал.

— В принципе я рассчитывал на присутствие доктора Фоконе на сегодняшнем заседании. Все-таки обвиняют в убийстве его подопечного Макмагона.

— Он собирался. Вероятно, его задержали какие-то непредвиденные обстоятельства.

— Как жаль. Такого сенсационного процесса еще долго не будет. Но, может быть, вы составите мне компанию вместо него. У меня два прекрасных места, откуда вы сможете удобно следить за происходящим.

Алену пришлось принять приглашение, ведь во дворе суда уже была такая давка, что он не нашел бы вообще ни одного места. Заседание начиналось. Судьи заняли места на подиуме, и секретарь громко призывал к тишине. Сэр Орландо Трелоней объявил заседание открытым. Пока длились формальности, Ален осматривал толпу, надеясь, что Иеремия все-таки придет, но, как ни старался, худощавого лица своего друга так и не увидел. Зато, к своему изумлению, обнаружил среди зрителей Гвинет Блаундель, однако, когда она посмотрела в его сторону, он тут же отвернулся. Какое-то время Ален недоумевал, зачем она пришла, но затем решил, что, вероятно, как и многих лондонцев, аптекаршу в определенной степени околдовало преступление, и попытался забыть о ней.

Комиссии зачитали довольно быстро. Публика гудела от напряженного внимания и растущего нетерпения, атмосфера все более накалялась, что не нравилось судье Трелонею и несколько его беспокоило. Он бы предпочел провести заседание без всяких неожиданностей и шумной толпы. Для обеспечения спокойствия и порядка он вызвал еще слуг. Чтобы не испытывать зрительское терпение, судебные писцы при подготовке списка дел поставили дело короны против Бреандана Макмагона об убийстве сэра Джона Дина, советника и бывшего лорд-мэра города Лондона, в самом начале.

Когда первую группу заключенных в цепях вывели во двор, по толпе прокатился гул. Люди переговаривались и пытались угадать, кто из них знаменитый убийца: урод со спутанной бородой... или этот цыпленок со светлыми волосами... а может быть, тот горбун с длинным шрамом на лице? И когда по вызову писца к барьеру подошел худощавый молодой человек с благородным, но безжизненным лицом и глазами мертвеца, присутствующие невольно замолкли. Изможденный юноша не казался опасным. Ален даже услышал позади несколько сочувственных замечаний. Но большинство испытали разочарование — страшный разбойник оказался кротким голубком.

Алена поразили перемены в облике ирландца, произошедшие за две недели с момента его ареста. Теперь он понял беспокойство Иеремии и его отчаянные попытки помочь Бреандану. Что-то мучило молодого человека, что-то, от чего его могла избавить только веревка.

Как полагалось, Бреандан поднял руку, когда выкрикнули его имя. Писец зачитал обвинение, но у Алена, наблюдавшего за лицом ирландца, сложилось ощущение, что тот даже не слушает.

— «...ты, не имея страха Божия, по наущению дьявола, пятнадцатого числа мая в семнадцатый год правления нашего суверена Карла Второго, милостью Божией короля Англии, Шотландии, Франции и Ирландии, защитника веры, примерно в половине шестого утра указанного дня в приходе Сент-Мартин-ин-де-Филдс графства Мидлсекс напал в этом месте и в этот час с преступным намерением на сэра Джона Дина, рыцаря, вопреки миру Божиему и нашего суверена и короля, по свободной воле и со злостным умыслом; что ты, выше поименованный Бреандан Макмагон, стащил упомянутого сэра Джона Дина с лошади, избил во дворе, а затем пронзил упомянутого сэра Джона Дина шпагой сэра Джона Дина стоимостью пятнадцать шиллингов, в результате чего упомянутый сэр Джон Дин вышеуказанным образом в этом месте и в этот час немедленно скончался». Что скажешь, Бреандан Макмагон, виновен ли ты в этом ужасном преступлении, в убийстве, как указано в обвинении, или невиновен?

— Невиновен, — отвечал Бреандан, но так тихо, что писец был вынужден переспросить его и второй, и третий раз.

Юридический ритуал шел своим чередом, и от обвиняемого потребовали признать авторитет суда.

— Обвиняемый, как должно тебя судить?

Все ждали формального, предписанного обычаем ответа, но время шло, а ответа не было. Писец напряг слух, думая, что обвиняемый ответил еще тише и он просто недослышал.

Зрители забеспокоились, зашептались, все спрашивали друг у друга, ответил обвиняемый или промолчал. Гул становился все громче, наконец Трелоней потерял терпение и ударил кулаком по столу:

— Секретарь, позаботьтесь о том, чтобы наступила тишина!

Так как всем не терпелось узнать, что будет дальше, шум тут же затих.

Сэр Орландо обратился к ирландцу, который стоял и смотрел в пол, как будто все это его не касалось:

— Обвиняемый, отвечайте громко и разборчиво на вопрос, заданный вам писцом.

Последний еще раз повторил вопрос:

— Как должно тебя судить?

И снова напрасно он ждал ответа. Обвиняемый не проронил ли слова. Сэру Орландо стало не по себе.

Сидевший слева от него судья палаты прошений Тирелл заметил:

— Может быть, он не умеет говорить или глухой и не понимает писца.

— Тогда присяжные должны решить, страдает ли обвиняемый подобным недугом, — добавил рикордер — один из городских судей Лондона.

Лорд-мэр заметил, что присяжные еще не давали присяги и, может быть, стоит привлечь для этого Большое жюри.

Сэр Орландо не слушал своих братьев и советников. Его взгляд не отрывался от молодого человека, неподвижно стоявшего у барьера с таким видом, как будто все происходящее не имеет к нему отношения. Он надеялся, что все это очередная демонстрация его капризной ирландской гордости, с которой он познакомился уже во время первого дела. С этим упрямцем судьям будет нелегко. Не обращая внимания на дебаты коллег, сэр Орландо обратился к Бреандану:

— Обвиняемый, вы слышали вопрос судебного писца?

Ирландец поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза, как будто они были одни.

— Да, — без выражения ответил он.

— Вы поняли его смысл?

— Да.

— Тогда вам известен единственно возможный ответ на вопрос, предусмотренный законом?

— Да.

— Вы даете этот ответ?

— Нет.

Трелоней в растерянности замер. В глазах ирландца вдруг блеснул вызов, и это ему не понравилось. Что задумал несчастный строптивец? Нередко в этом месте процесс на какое-то время тормозило упрямство обвиняемых. Как правило, так вели себя диссентеры, особенно квакеры, вообще питавшие отвращение к клятвам и формулам и, выражая свое неприятие, постоянно пытавшиеся вовлечь судей в обсуждение каверзных юридических вопросов. Таких бунтарей всегда было нелегко образумить. Иногда, если они продолжали упорствовать, приходилось отправлять их в карцер. Но подобные упрямцы чаще всего обвинялись в незначительных проступках. А в случае особо тяжких преступлений, как сейчас, отказ обвиняемого сотрудничать с судом мог привести к тяжелым последствиям.