Возлюбивший зло - Пирс Энтони

Пэрри пожал ему руку.

— Я просто подумал… знаете ли… дело в том, что я как бы противостою христианскому Богу. Я совсем не ожидал… разумеется, мне следовало бы знать…

— Не смущайтесь! У меня нет такого числа последователей, как у каждого из вас, и уж тем более как у Аллаха или любого из великих восточных божеств. Поклоняющиеся мне часто страдают от преследований.

— Но вы… вы старше любого из…

— То, что я представляю, — возможно. Сам я насчитываю лишь примерно три тысячи лет. Я был божеством гор, которое, несмотря на существование других богов, приняло одно кочующее племя. Когда я начинал, казалось невозможным одержать победу над Ваалом, моим главным соперником в тех землях. Он то и дело крал у меня людей и… Впрочем, это долгая история и вряд ли покажется вам интересной.

— Но вы… вы такой древний! Ведь и христиане, и сарацины происходят от…

Яхве протестующе замахал рукой.

— Ну, это уж преувеличение! Пророк Иисус действительно был моим, но затем его последователей отвлекли, и образовалась новая ветвь. Согласен, сначала я не принял это всерьез — как и никто из нас. Отколовшиеся религии то и дело возникают, но лишь немногим удается просуществовать более пары десятков лет.

Пэрри был ошеломлен.

— Так, значит, как вы говорите, существует много различных ветвей? И старые божества все еще живы?

Яхве улыбнулся:

— Любой бог или дьявол, в которого верят смертные, существует. Чем большее количество людей и чем крепче в него верят, тем он сильнее. Именно потому, что очень многие, несмотря на свои попытки опровергнуть это, верят в вас, ваше царство так крепко.

— Я… я никогда об этом не задумывался! Я считал…

— Что существует лишь христианская версия Добра и Зла? — с улыбкой спросил Яхве.

— Что-то вроде этого, — робко согласился Пэрри. — Или что все заключено в общие рамки. Вы упомянули Ваала; мне казалось, что он стал Вельзевулом, Повелителем Мух в Аду…

— Все верно, боги одного поколения часто превращались для следующего в демонов.

Пэрри по-прежнему испытывал неловкость.

— Так почему же вы, зная все это, предложили помощь такому, как я? Наверняка вы с радостью уничтожили бы все, что со мною связано!

— Мы можем быть противниками, но ни в коем случае не врагами, — объяснил Яхве. — Как вам известно, все мы стараемся извлечь из хаоса порядок.

Пэрри грустно улыбнулся:

— Я как раз подумал о том, в какую неудобную ситуацию может завлечь хаос. Но вы правы, я сам пришел к выводу, что бессмысленно постоянно враждовать с Богом; лучше объединиться ради общей цели.

— Поэтому вы и отправились к нему с дружеским визитом, — подхватил Яхве. — И ничего не добились.

— Именно, — подтвердил Пэрри. — Он всецело поглощен самолюбованием и ничего, кроме себя, просто не замечает. Очевидно, он совершенно не обращает внимания ни на царство смертных, ни на сам Рай.

Яхве согласно кивнул:

— Боюсь, что во времена своего расцвета я был не лучше. Первейшей заповедью для моих людей была «Не возведи себе кумира, кроме меня». Когда они стали поклоняться золотому тельцу, я пришел в ярость не потому, что они вернулись к идолопоклонству, а потому что проявили неуважение ко мне. Я отплатил им, накликав всевозможные несчастья. Но спустя века понял, что гнев и наказание — не лучший способ удержать людей, разве что для самых темных из них. Тогда, несколько сбавив спесь, я стал для них гораздо лучшим божеством, хотя должен признаться, что это уже не привлекло ко мне столько смертных, как в былые времена. К несчастью, юный христианский бог принял меня за образец и повторил многие серьезнейшие промахи времен моей славы. Его невероятный успех позволил ему пристраститься к тем же порокам. Поистине смирение способно пойти нам на пользу, лишний раз напоминая, что не мы правим миром. Ах уж эта неограниченная гордыня!..

Пэрри невольно улыбнулся. Впервые он разглядел в оскорблении, которое ему нанесли другие инкарнации, что-то положительное! Нет, его гордость никогда не заносила его слишком высоко.

— Интересно, удалось ли вам когда-нибудь в ходе размышлений получить ответ на вопрос, над которым я ломаю голову? — сказал Пэрри. — Я никак не могу решить, входит ли в обязанности воплощения Зла только собирать в определенном месте зло, или я должен порождать его. Задача отделять добро от зла подразумевает первое, однако опыт подсказывает совсем другое. Особенно если учесть то, как теперь смотрит на все это Бог… — Он пожал плечами.

— Ну конечно, ваша задача — собирать воедино зло, — ответил Яхве. — А быть может, и вызывать его. Известно, что зло вездесуще. Жизненная нить смертного представляет собой такое сложное переплетение добра и зла, что эти понятия почти неотделимы друг от друга. Поэтому вопрос заключается не в том, есть ли в определенной душе зло, а в какой степени оно превалирует. Выходит, вы обязаны настолько пробудить зло, чтобы не осталось никаких сомнений в том, что душа попадет именно в Ад.

— Так, значит, именно пробуждать зло?! Ну да, конечно, пробуждать!

— Что и делали ваши предшественники со времен плода с Древа Познания. Они ввергали смертных в грех, сознавая, что искушение — самый надежный способ расшевелить скрытое зло. Естественно, люди проклинали подобные попытки, но представьте себе обратное: что если бы невидимое зло так и осталось бы в Эдеме невостребованным… Божество того времени, предшественник нынешнего правителя Царства Добра и мой собственный, в конце концов признал это и позволил человеку ступить в полный искушений мир. То, что случилось дальше, вы знаете из истории.

— Отлично знаем! — воскликнул Пэрри. — Ваши рассуждения кажутся мне очень убедительными!

— Рассматривать основные законы и первопричины для меня большое удовольствие, — ответил Яхве. — К сожалению, ими редко кто интересуется.

— Но теперь, когда Бог занят совсем другим, добро не очень-то отделяют от зла, — заметил Пэрри. — Во многом Рай почти не отличишь от Ада — преобладает бессмыслица. У меня тут есть душа, — он похлопал себя по карману, — которая упросила взять ее обратно в Ад. Представьте, к чему это может привести! Если люди перестанут стремиться в Рай и бояться Ада, как тогда добиться тщательного размежевания добра и зла?

— Кажется, буддисты справляются с этим, искореняя в человеке все личные стремления и страсти.

— Но тогда человек становится безликим! — возразил Пэрри. — Христиане никогда на это не пойдут! Они настаивают на том, чтобы пронести свое добро, зло и все, что присуще каждому, в вечность.

— Похоже, в этом-то и заключается их главная трудность, — заметил Яхве.

— Значит, мы не можем просто извлекать добро и зло — приходится иметь дело со всей душой, что гораздо сложнее. С этой проблемой я и хочу разобраться. Но Бог…