Девушка с черным котом - Екатерина Белецкая

Она сама несколько раз ловила себя на том, что разговоры эти больше напоминают молитву, ведь говорила она с теми, кто при всем желании не смог бы ей ответить, но в то же время… форма, может быть, и похожа, вот только содержание разное.

Молитва, кто бы что ни говорил, всё равно тем или иным образом направлена на просьбу о материальном. Да, даже та, в которой речь вроде бы идет исключительно о душе. Ты мне, я тебе. Или, если точнее, я тебе, а ты — мне. Договор. Магическое соглашение. Присяга. Да что угодно.

Айрин же о материальном не просила. Единственное, о чем она просила по-настоящему, это о памяти. Память — вот что было в ее словах бесконечно важно, вот о чем она умоляла тех, кто спал для нее по ночам. Она понятия не имела, делают ли они что-то для того, чтобы она вернулась, например, но она ощущала четкое главное: ее должны помнить. Просто помнить, и всё.

И — еще одна комната.

После памятной ночи Нового года Айрин сумела открыть ее еще дважды, и один раз — даже попала внутрь. Жаль, не догадалась прихватить с собой одеяло. Поэтому все пять минут, которые она стояла там, борясь с таким же, как в первый раз, сильным ветром; стояла, глядя на еще одних спящих — она плакала. От жалости плакала, настолько ужасно при ближайшем рассмотрении они выглядели.

Те, первые двое, которые спали в разных комнатах, про которых Таенн говорил, что они его друзья — те были красивые. Может быть, худощавые, но — красивые. Загорелые, с блестящими, почти без седины, волосами. И на вид — почти здоровые. Разве что по мелочи, может, что-то не так, но не видно, что и где. Рыжего даже отсутствующая нога не портила.

А эти… ужас кромешный. Не просто худые, нет. Истощенные какие-то, костлявые, с кожей, как пергамент, сухой, холодной, безжизненной. У обоих — куча старых, побелевших шрамов, волосы седые, совсем седые, с трудом можно понять, что вот этот был черным когда-то, а этот вроде бы рыжим. Они выглядели совершенно неживыми, но Айрин догадывалась, что, будь они мертвыми, они не появились бы в ее доме. Значит, они живы. Вот так странно живы. Страшные, ветхие, жалкие…

Почему-то Айрин чувствовала, что с этими, страшными, из почти всегда закрытой комнаты, она связана теснее, чем с теми двумя, которых она может видеть каждый день.

А еще она осознавала, что этих, страшных, даже о памяти просить бесполезно — потому что тут, в этой комнате, есть только одна память. Её собственная. Ведь они ни разу не просыпались. Ни разу не исчезали, как те, красивые. Даже когда дверь была наглухо закрыта, Айрин чувствовала — они там. Они никуда не пропали. Они спят там всё так же, всё тем же беспробудным сном, более всего похожим на смерть.

Наверное, и в других комнатах тоже есть такие, думала она иногда, проходя по коридору мимо дверей, которые не открывались вовсе. Они есть и там, и дальше, и еще дальше… Бесконечный коридор, и бесконечное количество спящих, наверное, совсем уже ветхих, истончившихся, бесплотных.

Но живых.

— Вот интересно, если я построю мост, я потом смогу… оживить кого-то? Ну хотя бы этих двоих, которых видела трижды? — спросила Айрин в пространство, обходя очередную воронку, полускрытую травой. — Если те двое, которые в разных комнатах, такие загорелые, красивые, и если они появляются и исчезают, то что, в таком случае, с этими? Почему они не пропадают? Они, выходит дело, и не живы, и не мертвы, что ли?..

— Верно, — вдруг произнес голос за ее спиной. — Разбудить ты их не смогла? Значит, их смерть обратима. В отличие от моей.

* * *

Айрин резко обернулась, едва не свалившись в воронку.

Рядом, метрах в трех, стояла девушка… нет, не девушка, поправила себя Айрин. Молодая женщина, в длинном белом платье, и в головной накидке, представляющей собой особым образом сложенный белый платок. Лицо у женщины было какое-то необычное, напрочь лишенное мимики, а в следующую секунду Айрин поняла, что она разговаривает, не разжимая губ.

— Кто вы? — спросила Айрин, отступая на шаг.

— Меня зовут Бернарда[11]. Или Мария. Или как-то так, я не помню, — ответила женщина. — Не бойся меня, дитя. Я не причиню тебе вреда.

Айрин глянула на Шилда. Тот сидел на камне, и неподвижно смотрел на женщину. Неподвижно и внимательно.

— Я не боюсь, — пожала плечами Айрин. — А почему у вас лицо такое? И губы не шевелятся?

— Это маска, — в голосе женщины вдруг зазвучала горечь. — Восковая маска. Они считали меня красивой, кажется, и прилепили, когда… — она осеклась. — Они прилепили это на моё лицо. Они решили, что так будет лучше.

«На плато тебе встретятся люди, — вспомнила Айрин. — Не надо с ними разговаривать… Орес, а если она знает что-то, что для меня важно? Может, попробовать?»

— Маска, понятно, — кивнула Айрин. — Наверное, неудобно?

— Не очень удобно, — согласилась женщина. — Но ко всему можно привыкнуть. Я не ропщу. Если им так надо, то пусть будет.

— А что ты говорила про обратимую смерть и необратимую? — спросила Айрин.

— Тело, — ответила женщина. — Ты никогда не слышала про это? Он создал всё так, что если сохраняется тело, ты… поселяешься здесь, пока оно не превратится в прах.

— Впервые слышу про такое, — покачала головой Айрин. — Значит, что-то произошло с твоим телом?

Женщина закивала.

— Это не со всеми, не со всеми, — снова заговорила она. — Это с теми, кто осиян. Кто осиян, и тело его нетленно, тот поселяется. Тело необратимо умерло там, потому мы здесь и мы не спим.

— Но почему вы не идете дальше? — удивилась Айрин. — Если тело мертвое, то…

— Мертвое-то оно мертвое, но нетленное, не разрушенное. Лежит. Годами лежит и лежит. Не знаю, как с моим так получилось, — женщина опустила голову. — Я же самая простая была, самая малая, как камешек на дороге. И вот так… да еще и в маске…

— Подожди, — попросила Айрин, которая окончательно запуталась, и теперь хотела для себя прояснить хотя бы некоторые моменты. — Получается, что твое тело лежит где-то там… не знаю, где, нетленное? Так? Нетленное, но оживить его нельзя будет никогда? Верно?

Женщина снова закивала.

— А у моих спящих, которые всё время спят, значит, оживить можно? Их тела тоже лежат где-то, но они не мертвые насовсем, и…

— Да-да-да, умница, — похвалила женщина. — Так очень-очень редко бывает, как у тебя. Я потому и подошла. А еще ты на неё похожа.

— На кого? — с подозрением спросила Айрин.

— На самую светлую невесту, — ответила женщина, отступая. — Не лицом похожа, не думай. Я ее и не видела, слышала только. Знаешь, кто она? Она живая вера, убежденная, вечно горящая. Самое главное заблуждение всех людей.