Водители фрегатов. О великих мореплавателях XVIII — начала XIX века - Николай Корнеевич Чуковский

— С королем? Не знаю, не слышал.

— Островитяне утверждают, будто Тапега закован в цепи и заперт, — сказал Робертс. — Мне это кажется очень странным: до сих пор капитан Крузенштерн так ласково обращался с ним. Старейшины, родственники Тапеги, очень раздражены и жаждут мести.

Шлюпка подошла к «Неве». Крузенштерн, выслушав рассказ Лисянского и Робертса, взволновался.

— Я оставил Тапегу у себя в каюте, — сказал он, — и, конечно, ни в какие цепи его не заковывал. Мы расстались самым дружеским образом. Может быть, Ратманов заковал его без меня? Нет, тут что-то не так… Ратманов не мог сделать такую глупость.

Он сейчас же сел в шлюпку и помчался вместе с Робертсом к «Надежде».

Бухта была пуста: островитяне, постоянно плававшие в ней и привозившие для обмена кокосовые орехи, исчезли. Это был дурной знак.

Взойдя на палубу «Надежды», Крузенштерн вызвал Ратманова.

— Что вы сделали с Тапегой? — спросил он его.

— С Тапегой? — удивился Ратманов. — Ничего я с ним не сделал.

— Вы заковали его в цепи?

— Да что вы, капитан! И не думал!

— А как он вел себя здесь без меня?

— Как всегда, — ответил Ратманов. — Вертелся перед зеркалом.

Крузенштерн обернулся к Робертсу.

— Вот видите, друг мой, — сказал он, — все это ложь. — И опять спросил Ратманова: — А где он сейчас?

— Он только что уехал, капитан.

— Вы расстались с ним мирно?

— Вполне мирно. Ему надоело в каюте, он вышел, улыбнулся мне ласково, сел в свою лодку и уехал.

— Я понял! — вдруг воскликнул Робертс, хлопнув себя ладонью по лбу. — На острове пущен ложный слух, чтобы поссорить островитян с вами. И я знаю, кто этот слух пустил.

— Кто? — спросили в один голос Крузенштерн и Ратманов.

— Кабри! Я вам говорил, капитан, что от этого человека можно ожидать всего, что угодно, — сказал Робертс злобно.

Как бы то ни было, дело обстояло скверно. «Надежда» уже успела набрать почти столько пресной воды, сколько ей было нужно, но бочки «Невы» были еще пусты. В случае ссоры не только нечего было надеяться на помощь туземцев, но и опасно было посылать шлюпку в устье реки. А как продолжать путешествие без пресной воды?

Крузенштерн понимал, что нужно помириться с островитянами во что бы то ни стало. Впрочем, он надеялся, что король, благополучно вернувшись с корабля, рассеет ложный слух.

Крузенштерн спустился в кают-компанию обедать, а Робертс отправился на берег. Он обещал вернуться часа через три и рассказать, что там происходит.

Во время обеда Крузенштерну сообщили, что на палубу прибыл Тапега с французом и одним островитянином, который привез свинью для обмена. Крузенштерн и все офицеры сейчас же прервали обед и вышли на палубу.

Тапега улыбался благодушно, как всегда, даже еще благодушнее. Видно было, что он привез островитянина со свиньей, чтобы помириться. Он знал, как нуждаются моряки в свежем мясе. Но француз Кабри, стоявший рядом с ним, был угрюм и смотрел на капитана с мрачным высокомерием.

Крузенштерн сердился на француза за то, что он распустил ложные слухи, и сначала хотел прогнать его, но сдержался.

Ему даже стало немного жаль этого грязного озлобленного человека. В конце концов, может быть, слухи распустил вовсе не он. Мало ли что скажет Робертс о человеке, которого так ненавидит.

Островитянин что-то проговорил. Кабри хмуро перевел его слова Крузенштерну.

— Он хочет за свою свинью получить такую же красивую птицу, как та, что вы дали Тапеге.

Крузенштерну вовсе не хотелось расплачиваться за свиней попугаями: он надеялся привезти их в Россию. Но на этот раз решил согласиться. Он рассчитывал этим попугаем купить не только свинью, но и мир.

— Передайте ему, что я согласен, — сказал Крузенштерн французу.

Кабри промолвил что-то островитянину, и тут случилась вещь совсем необъяснимая. Островитянин схватил свою свинью, лежавшую на палубе со связанными ногами, и швырнул в воду. Затем прыгнул вслед за ней. Поймав там тонущую свинью, он быстро поплыл к берегу, таща ее за собой.

— В чем дело?! — воскликнул удивленный Крузенштерн. — Ведь я согласился дать ему попугая! Крикните ему, чтобы он вернулся, — сказал он Кабри. — Попросите Тапегу приказать ему вернуться!

Француз проговорил что-то, обращаясь к Тапеге, и король громко закричал какие-то повелительные слова вслед уплывающему за свиньей островитянину. Но тот, вместо того чтобы вернуться, еще быстрее поплыл к берегу.

Тапега и француз внезапно спрыгнули вниз, в королевскую лодку, и стремительно отплыли от корабля.

Никто ничего не понял. Офицеры недоуменно переглядывались.

— Тапега, верно, поехал ловить непослушного островитянина, — сказал лейтенант Головачев.

— Нет, — возразил лейтенант Ромберг, — королевская лодка поплыла вправо, а островитянин со свиньей — влево. Король и не думает его догонять. Мне показалось, что Тапега приказал своему подданному не возвращаться на корабль, а плыть от корабля.

— Мне тоже так почудилось, — сказал Крузенштерн.

Ратманому пришла в голову совсем иная мысль.

— Вы знаете, — проговорил он задумчиво, — мне кажется, тут опять виноват француз. Что, если он неверно переводил слова Ивана Федоровича, нарочно перевирал их?

Крузенштерн ничего не ответил. Но он чувствовал, что Ратманов прав.

Вечер начался беспокойно. На острове в сумерках вдруг вспыхнули костры — один, другой, пятый, двадцатый! — и так по всему берегу. Это было совсем необычно: до сих пор островитяне всегда ложились спать, едва стемнеет, и по ночам огня не зажигали. На обоих кораблях ясно слышали звуки каких-то странных песен, которые доносились с берега.

Всем островом, казалось, овладело лихорадочное возбуждение.

Часов в одиннадцать к «Надежде» подплыл Робертс. Он влез по якорному канату на палубу. Крузенштерн вышел из каюты, чтобы поговорить с ним. Вид у Робертса был хмурый и недовольный.

— Зачем вы прогнали Тапегу и его приятеля с корабля? — спросил он.

— Я их не прогонял, — ответил Крузенштерн.

Он рассказал Робертсу, как приезжали на корабль король с французом и островитянином, который хотел продать свинью, и что произошло дальше.

Робертс удивился.

— А Тапега говорил мне совсем другое, — сказал он. — По его словам, вы отказались дать за свинью попугая и выгнали их всех с корабля, запретив возвращаться!

Наконец-то все выяснилось! Ратманов был прав: француз неправильно переводил островитянам слова Крузенштерна.

— Что же мне теперь делать? — спросил Крузенштерн. — Нам необходимо помириться с Тапегой, иначе «Нева» останется без воды.

Робертс задумался.

— Дело плохо, — проговорил он наконец. — Но попытаемся завтра утром все уладить. Сейчас островитяне очень возбуждены: они пляшут вокруг костров и поют военные песни. Но к утру они устанут, притихнут, и их боевой пыл пройдет. Я уверен, что Тапега вовсе не хочет с вами ссориться, ведь он