Мрак остается - Марк Энтони

— … что ты собираешься принести уставшим с дальней дороги гостям вина, а затем отведешь их к Орситу, — закончила за него Мелия.

Юноша все стоял, разинув рот.

— Я сказала, вина, — напомнила ему Мелия, — а затем к Орситу.

Эйрин с трудом сдержала себя, чтобы не рассмеяться. Судя по всему, юноше и без того сейчас не по себе. А вот в глазах Мелии плясали лукавые огоньки. Было ясно, что богиня и не думает сердиться.

И все равно юный жрец трепетал так, словно перед ним, пылая гневом и источая сияние, явился сам Манду. Наверное, в некотором роде так оно и есть, ведь Мелия тоже богиня. И уж это послушник знал наверняка. Он поспешил за вином и пока нес, немного расплескал на пол. После чего неловко попытался вытереть лужицу полой жреческих одежд.

Лишь поднеся вино к губам, Эйрин поняла, что ее мучает жажда. Интересно, как она не заметила этого раньше? Взгляд ее остановился на умиротворенном лице Манду, но прежде чем она успела задать себе новые вопросы, юный жрец поманил их к двери:

— Сюда, Ваше святейшество. Он ждет вас.

Все проследовали в дверь и оказались в совершенно пустой комнате. На первый взгляд было не определить, велика она или мала, поскольку и стены, и пол, и потолок в ней были белыми. Более того, глаз с трудом улавливал, где одно переходило в другое. Серебряный свет струился в ней как будто ниоткуда и отовсюду одновременно.

— Добро пожаловать, — произнес сухой, но приветливый голос.

Эйрин обернулась по сторонам и только тогда поняла, что комната отнюдь не пуста. В самой ее середине в воздухе, скрестив ноги и положив руки на колени, парил старец. Его одеяние, волосы и ниспадающая борода были того же серебристо-белого цвета, что и стены. А вот сморщенные щеки имели бронзово-смуглый оттенок, а глаза — карие, словно два ореха.

Мелия шагнула вперед, источая улыбку.

— Орсит, какое счастье снова видеть тебя!

Старец улыбнулся. Столько нежности на лице Эйрин не видела за всю свою жизнь ни у кого.

— Дорогая, это я рад тебя видеть. Ты уж прости, что я не спустился, чтобы поприветствовать тебя еще горячее. У меня сегодня второй день Спокойствия, и мне придется пробыть в таком состоянии еще один. Кстати, коль разговор зашел о нарушении правил, думаю, что Манду не обидится и простит меня.

— Я постараюсь ему в этом помочь, — улыбнулась Мелия. — Не волнуйся, я подойду к тебе сама.

С этими словами она воспарила в воздух и села, сложив ноги, в нескольких футах от Орсита.

— Это она для вас, — фыркнул Фолкен.

Лирит придвинулась ближе — на лице ее читался нескрываемый восторг.

— Прости меня, Орсит, но как это у тебя получается?

— Что ты имеешь в виду, моя красавица?

— То, как ты паришь в воздухе.

В ответ старец пожал плечами:

— Боюсь, что я и сам толком не понимаю, как это происходит. Просто сижу, как умею, и пытаюсь ни о чем не думать. А потом замечаю, что пол, оказывается, уже где-то внизу, подо мной.

Лирит улыбнулась и кивнула, словно поняла, что он имеет в виду. А вот Дарж нахмурил брови, да так, что лоб ему пропахала глубокая складка.

— А где нам прикажете сидеть? — недовольно буркнул он.

— О, где угодно, мой серьезный друг, где угодно, — и старец улыбнулся.

— Но здесь же сидеть негде, — настаивал рыцарь.

— Странно, странно. — Орсит удивленно склонил голову. — Мне почему-то казалось, что здесь можно сидеть везде.

Эйрин рассмеялась и, скрестив ноги, уселась на пол.

— Правильно сделала, моя милая, — произнес Орсит. — Кстати, какие выразительные у тебя глаза. Тебе не доводилось видеть голубые жемчужины из императорского дворца? Их в мире не больше десятка. Но по сравнению с твоими глазами они лишь тусклая галька. Стоит императору тебя увидеть, как он в гневе вышвырнет жемчужины в окно.

У Эйрин перехватило дыхание. Она почувствовала, как Лирит села с ней рядом и сжала ей руку. Их примеру последовал Фолкен и, наконец, Дарж. При этом у эмбарца предательски хрустнули колени.

— Орсит, — тем временем продолжала Мелия, — сколь о многом нам надо с тобой поговорить! Я ведь не видела тебя целую вечность!

— Полагаю, тогда моя борода была заметно короче и не такая седая, — пошутил старец.

По лицу Мелии промелькнула печальная тень:

— Да, Орсит, ты прав. Но о прожитых годах мы поговорим с тобою позднее. Сейчас же ты должен поведать мне все, что знаешь, о бедном Ондо.

Веселости на лице старца как не бывало, ее место заняла искренняя озабоченность:

— Боюсь, у меня займет не так уж много времени, чтобы поведать тебе все, что мы узнали. Обычно Манду предпочитает держаться особняком от всех раздоров и склок между другими богами, но даже он на сей раз оказался втянутым в то, что произошло. Я обычно посылал в город моего доброго Ландуса — того, что привел тебя ко мне — с поручением быть там моими ушами и глазами. Но он узнал лишь то, что я без того уже слышал собственным сердцем и что, без сомнения, уже слышала ты. Крики богов, перебивающих друг друга, и ссоры их последователей.

— Да, я их слышала, — кивнула Мелия. — Они громче, чем рокот моря.

— Как мне представляется, каждый храм обвинил остальных в заговорах и интригах, — продолжал Орсит. — Что, в общем-то, недалеко от истины. В конце концов, это Таррас. И тем не менее, несмотря на все их козни, в злостном преступлении невозможно заподозрить ни один из храмов. Кстати, не один только Ондо потерян для нас. Убиты еще семь жрецов и жриц из других храмов. И главное, как я ни бьюсь, я не вижу в этих злодеяниях какой бы то ни было закономерности. Такое впечатление, что жертвы убийств выбраны наугад.

— Орсит, не сочти мой вопрос оскорбительным, — вмешался Фолкен, — но разве раньше храмы не пытались строить друг другу пакости?

— Пытались. И хотя Манду редко принимал участие в этих склоках, боги большие любители выяснять отношения, создавать союзы, перетягивать на свою сторону сочувствующих, а затем предавать их, и все для того, чтобы укрепить свои позиции и увеличить число последователей. Я опасаюсь, как бы некоторые храмы — из тех, что не отличаются добродетелью — не прибегли при случае к запрещенным приемам. Кровь жрецов льется не в первый раз. Но никогда, за всю двухтысячелетнюю историю Тарраса, убийства не происходили столь часто. Бога больше нет.

Мелия сжала кулачки.

— Но что по этому поводу предпринимает Этерион?

— Как ни печально, почти ничего, — отвечал Орсит, — разве что вечно спорит и швыряет в разные стороны обвинения.

— Этерион? — переспросила Эйрин. — А это еще кто?

— Это ассамблея храмов Тарраса, — пояснил Фолкен. — То место, где собираются жрецы, чтобы обсудить наболевшие вопросы. Или же повыяснять отношения, что случается гораздо чаще. Надеюсь, ты обратила внимание по дороге сюда на самый большой купол? Это и есть и Этерион.