Наследница - Екатерина Панова

— Учитель учителя может помочь избранному цветку тотема согласно правилам, — рассеянно ответил Эгир.

Варда, с усталой злостью подумала Ясмин.

— Надо полагать, мастер Файон стал учителем главы Таволги примерно вчера? — уточнила она с нежностью. — Как удобно.

Сарказм пропал втуне. Эгир, наконец, взглянул ей прямо в лицо. Около десяток листов вонзилось по левую сторону от Ясмин, отрезав от неё часть арены.

— Я действую согласно правилам, госпожа Ясмин, в отличие от вас, — с чистой убеждённостью в своей правоте сказал Эгир.

— Ну и какие я правила нарушила? — со скукой в голосе спросила Ясмин.

Ответ ее не волновал. Она просто тянула время. Через несколько минут беготни стало ясно, что сражаться она не умеет, мыслить стратегически тоже. Умеет только скакать по арене, как коза, развлекая публику.

— Сорванный цветок, госпожа Ясмин, не смеет принимать приглашения, входить в общество и дарить знаки внимания мужчинам.

— И женщинам, — поспешно вставила Ясмин между собственными прыжками.

Спасибо тренированному телу. Оно не успела растерять навыки за дни прокрастинации. Если выберется живой, тут же займётся фитнесом. Ну или чем тут занимаются мастера…

— Женщинам? — с недоумением переспросил Эгир. — При чем тут это?

— Ну как же, а мастер Файон? — охотно пояснила Ясмин. — Я ввела в искус достойнейшего из мужей, лет пятидесяти от роду… Вы не знаете, сколько мастеру Файону лет? Я тоже не знаю, возможно ему пятьдесят пять. Или шестьдесят?

— Сорок четы… Я ничего не понял.

Эгир вдруг резко остановился, и Ясмин сразу полегчало. Мельтешение перед глазами очень утомляло.

— Я, значит, сорвала невинный лютик, но ему-то можно ходить на чаепития и делать комплименты какой-нибудь госпоже. Ну или господину. Где справедливость?

Эгир медленно моргнул, словно пытаясь усвоить информацию. Ясмин всмотрелась в идеальные аполлоновские черты и поёжилась. Эгир был слишком юн, слишком запутался. Застрял в промежуточной фазе между юностью и взрослением, но ещё не был окончательно испорчен. Не окончательно встроился в порочную рабскую систему Варды.

Смешно, но почти мгновенно мастер Эгир стал ей симпатичен снова.

— Но… Это же разные вещи.

Ясмин зло усмехнулась.

— Для греха нужны двое, — сказала она, наклонившись к Эгиру. В летней глубине его глаз лежал страх перед выбором. — И отвечать должны двое, а не тот, который семнадцатилетняя госпожа.

— Вам было семнадцать? — переспросил Эгир и ту же, словно опомнившись, упрямо мотнул головой. — Мастер Невидимой сети предупреждал, что вы станете лгать. Сказал, вы хитры и бессердечны, меняете мужчин и свои симпатии… Ваша красота сплошной обман!

Переход от сомнений к ярости был таким резким, что Ясмин не успела отпрыгнуть от новой атаки. Один из листов вскрыл лепесток щита, а второй, пройдясь по остаточному следу, зацепил кожу. Рукав туники отсекло начисто. На плече набух кровавыми бусинами порез.

Ясмин запоздало отскочила, но Эгир уже нашёл ее слабое место. Щит не был достаточно крепок, да и она ещё не умела управлять им профессионально.

Нужно атаковать, подумала она испуганно. Куда простому психотерапевту против мастера с колюще-режущим. Атаковать, иначе он меня зарежет прямо на арене, просто потому что мужчина физически сильнее женщины.

Их уравнивала только магия.

Пока уравнивала.

Эгир кружил вокруг неё ястребом, в глазах горела решимость. С десяток листов взрезали каменный пласт под ногами и землю ощутимо качнуло. Ясмин отпрыгнула снова. И ещё раз. Эгир сообразил, что необязательно пробивать щит, достаточно бить в незакрытую точку — под ногами.

Ясмин сформировала обеими ладонями цветок и шепнула:

— Пожалуйста… Давай закончим! — и швырнула в Эгира, который мгновенно рванулся в противоположный край арены.

Но цветок смазанным движением оказался буквально у него перед носом и из белой точки раскрылся сотней белоснежных лепестков. От взрыва у Ясмин заложило уши. Титориум замолк. Ясмин покачнулась и с трудом разлепила глаза, но перед носом стояла завеса каменной плотной пыли.

А когда рассеялась…

Мастер Эгир, похожий на сломанный манекен, лежал на несколько сотен ступеней вверх. Алая полоса крови тянулась по ещё белой диагонали арены, а юный мастер лежал под полуденным солнцем, неловко свесив голову.

Кажется, у него был сломан позвоночник.

Глава 23

Ясмин с ужасом вцепилась в собственные волосы.

Это она сделала?

Убила человека?

Убила. Или покалечила.

Мир вокруг казался сюрреалистичной декорацией к фильмам фентези. Ну, там «снято» или «дайте кадр». После мига страшной тишины, действительность сошла с ума и превратилась в мельтешение рук, ног, криков. Ум выхватывал отдельные кадры искривлённого в рыдании лица Влаара, спрутообразного Антурус Пайо бережно пеленающего мастера Эгира, трёх мастеров из ремесленного сословия, упавших на колени около. Красного от гнева главу Таволги и его испуганных домочадцев. Солнце по-прежнему высоко стояло над головой, а каменные ниши взирали бесстрастными темными провалами глаз на человеческое горе. Мир узаконенного насилия.

Интуитивно Ясмин понимала, что другой мир здесь невозможен. Нельзя жить без боли, когда в каждом пятом человеке просыпается дух оружия и требует применения. Оружие, как часть тебя. Как часть любви к себе. Даже покалеченная любовь Ясмин требовала поединка с мастером Тихой волны и его низвержения. И Эгир, не в силах выразить свои чувства словами, отдал их через своё оружие: разочарование, ненависть и честолюбие. Но больше всего, страх перед обманом. Осознание, что его использовали, как промокашку, и выбросили, когда она выполнила своё предназначение.

Все это могла бы чувствовать Ясмин.

— Хороший бой, — Ясмин с усилием моргнула. Рядом стояла Флора, щурясь одновременно мягко и насмешливо. — Тотем Терна пришлёт свой цветок в знак признания заслуг Бересклета.

Ясмин осмотрелась. Арена опустела, и только несколько ремесленников суетились вдоль периметра, оценивая последствия взрыва. Не пройдёт и часа, как от их боя не останется и напоминания. Она с трудом нашла слова для Флоры, но и рта открыть не успела.

Ее место занял незнакомый мастер, будивший в голове чувство звериной ловкости и грации. Предпочтения золотого цвета в платье, белые ленты в туго заплетенных мелкими косами волосах.

— Тотем Омелы пришлёт свой цветок в знак признания… В знак солидарности.

Омела. Тотем Санио. Ясмин слабо кивнул, но не ответила.

К ней шагнули представители тотема Северной Линнеи, одетые в белое и голубое. После тотем Гематуса, тотем Калониктиона…

Тотемы ее учеников шли вереницей, высказывая расположение, а окаменевшая Ясмин пыталась сдвинуть взгляд с кровавой полоски на белизне.

Тотем Баланзы подошёл последним. На лице престарелого вряд ли главы тотема застыли далекие от любви чувства. Военная выправка и рубленные морщины напоминали Ясмин офицера в глубокой отставке. Глядя Ясмин куда-то в лоб, как прицел, он пообещал ей «возможно, прислать цветок».

— Я бы