Ковен тысячи костей - Анастасия Гор

Веки мальчика налились тяжестью под моим шепотом. Вместе с Морган мы перетащила его на постель. Уже спустя минуту колдовского сна к нему вернулся здоровый румянец, а еще спустя час он проснется счастливым и забывшим все, что ему довелось пережить.

Хлоп-хлоп!

– Беги за Коулом и приведи его, – велела я Морган.

Выпустив из пальцев оловянный крестик, она затрясла головой так яростно, что та чуть не оторвалась.

– Если Паук здесь, тебе не справиться с ним одной! Но я могу. Я ведь…

– Иди за Коулом, – повторила я строго, жестом указав на дверь.

– Как я тебя потом найду?! Школа ведь огромная!

– Эдварда ты нашла, даже никогда его не видя. Значит, меня найдешь и подавно. Считай, это твой ковенский экзамен. Живо, Морган! Делай, что я говорю!

Ноздри у нее раздулись от негодования, но таков был ковенант – даже будучи царицей ведьм, ты обязана слушаться, коль принесла его. Взбешенная, Морган топнула ногой и вылетела в коридор. Я услышала цокот ее сапожек, удаляющийся с космической скоростью – она не бежала, а летела.

Дождавшись, когда шаги Морган стихнут, я тоже вышла в коридор, убрала волосы за уши и громко сказала:

– Сокровища – раз!

Хлоп-хлоп!

Дюжина взглядов, смотрящих мне в спину. Это точно был не Паук – это были невидимые зрители, трепещущие в предвкушении развязки. Или им просто не терпелось избавиться от нового жильца моими руками?.. Как бы то ни было, я не хотела терять драгоценные минуты, а потому клюнула на приманку и бросилась через коридор.

– Сокровища – два!

Снова «хлоп-хлоп» из соседнего крыла, такое тихое, что я едва не заплутала между пустыми кабинетами. Спустя пять минут дыхание сбилось. Слушать нужно было внимательно… Но эхо наслаивалось, разносилось так далеко, что путало, превращая школу в лабиринт, где вместо кривых зеркал – кривые звуки.

– Три!

Казалось, хлопок прозвучал справа, но стоило мне повернуть туда, как я оказалась в тупике перед альковом с деревянными скамьями, на которых дремал тощий серый кот. Вернувшись обратно, я поняла, что все-таки заблудилась, и мне пришлось сказать:

– Четыре!

«Хлоп-хлоп» – донеслось из-за соседней колонны с лепниной в форме папоротниковых листьев. Я обогнула ее и ускорила шаг, пристально вглядываясь в сгущающиеся тени: освещение становилось все тусклее, а воздух – разряженнее, как после грозы.

– Пять! – выкрикнула я, поняв, что ушла слишком далеко от последней точки и не знаю, куда двигаться дальше.

Несколько секунд ничего не происходило. На миг я решила, что опять заблудилась и свернула не туда, а потому попросту не слышу следующего хлопка. Но все оказалось с точностью до наоборот.

«Хлоп-хлоп» – раздалось почти над самым ухом, и я вздрогнула, закрутившись волчком.

Все спальни, кабинеты и купальни остались позади: в гонке за хлопками мне пришлось спуститься на цокольный этаж и пройти через всю школу. Это было уже восточное крыло, и оно странно изгибалось внутри, словно птичьи крылья, раскрытые в полёте. Конюшни больше не было ни видно, ни слышно: вместо неё из окон открывался вид на внутреннюю сторону часовни. Судя по всему, я очутилась на противоположном конце школы… И уперлась в дверь.

Хлопки доносились прямо из чулана.

Там, за грудой швабр и железных ведер, на стене красовалась ясеневая панель с разводами пыли. В этих разводах можно было разглядеть отпечатки длинных ладоней и таких же длинных пальцев… Кто-то недавно трогал эту панель. И, переступив ведра, я дотронулась до нее тоже: постучала по ней костяшками.

Глухой стук – с той стороны пустота. Задумчиво потерев панель, я нашла выпирающий угол и сняла ее без всякой магии. Тяжелая, она едва не придавила меня, рухнув рядом, и передо мной открылась глубокая дыра, напоминающая кроличью нору. Только вела она вовсе не в Страну чудес.

– Шесть, – шепнула я, и из рябящей темноты раздался хлопок.

«Ты почти победила в его игре. Но победишь ли ты его самого?»

– Сейчас проверим, – ответила я и осторожно переступила зубчатую деревянную раму, забираясь в затхлый и узкий проход.

Единственным источником света была маленькая лампочка, болтающаяся в чулане на прорезиненных проводах. Она раскачивалась, и тени плясали у меня под ногами, как лужи дегтя. Я шла по ним, видя лишь пыль, мерцающую в воздухе. За проходом меня встретила лестница: я нащупала ее носком сапога раньше, чем сделала бы шаг вперед и полетела вниз кувырком.

– Мерцают светлячки.

Тусклый зеленоватый свет, напоминающий сияние болотных огоньков, рассеял липкие тени. Как и сломанные перила, вогнавшие мне в руку несколько заноз, лестница была выточена из кедра. Все здесь дышало на ладан: от моего веса ступеньки прогибались. Гнилые, шершавые доски… Даже колдовской огонь, источаемый моими ладонями, не мог пробиться сквозь тьму: все, что мне удавалось осветить, – это несколько следующих ступенек. Медленно перебираясь с одной на другую, я спускалась все ниже и ниже, пока тьма вокруг не сомкнулась окончательно.

Как же глубоко вниз уходит эта чертова лестница?

Казалось, она ведет в самый ад. По крайней мере, именно на него было похоже то место, в котором я оказалась, наконец-то ступив на ровную поверхность. Заклинание осветило стены: рельефные, покрытые природной известкой. Это была пещера без какого-либо освещения и уюта: лишь деревянные ящики с печатями, свидетельствующими, что им больше пятидесяти лет. Вероятно, то было бомбоубежище, заколоченное за ненадобностью после Второй мировой. С той поры здесь явно никто не бывал: все утонуло в грязи, тушках мертвых крыс и плесени. С потолка свисали лоскуты паутины. Я пригнулась, проходя под ними, но все равно почувствовала, как что-то завозилось у меня в волосах. Судорожно стряхивая с себя насекомое, я пошатнулась.

Хрусть!

Хрусть, хрусть, хрусть. Снова и снова. Каждый мой шаг отдавался громыхающим эхо. Сглотнув, я медленно опустила руки, освещая заклятием то, на чем стояла.

«Добро пожаловать в настоящее паучье царство».

Кости. Их было так много, что ноги провалились и утонули по щиколотки в останках, точно в песке. Верхняя челюсть, все еще сохранившая ряд мелких, явно молочных зубов; коленные чашечки в корке из запекшейся крови; целая ладонь со всеми пальчиками; раздробленные суставы, обглоданные ребра в ниточках мяса, снова зубы… И половина поблескивающей черепушки, отражающая свет.

Все кости были маленькими, тоненькими и настолько хрупкими, что рассыпались от любого прикосновения, как сахарное печенье. Стоило мне наклониться, и они завибрировали, исторгая плач и зов о помощи. Кости хотели быть услышанными… Хотели быть найденными, чтобы рассказать свою историю. Чтобы вернуться домой.

Пропавшие дети – все до последнего они были здесь, под подошвами моих ботинок.