Гусарские страсти - Николай Прокудин

— Начальник штаба застрелился!!!

Шкребус перекрестился:

— Свят, свят! Миновало!

— А я как чувствовал! — выдохнул Никита. — Удержал тебя от посещения роты! Нас мой ром спас! Валяться бы тебе, Глобус, в «оружейке» с дыркой в башке! Ты мой должник. С тебя кабак!

Шкребус кивнул в знак согласия, и оба направились в роту — глянуть, нет ли там кого убитого из приятелей возле Давыденко…

— Теперь-то закончилась война на любовном фронте? — с надеждой предположил Шкребус. — Иначе, если все рогоносцы начнут стрелять соперников, полк останется без своих лучших людей!

Никита посмотрел подозрительно:

— А что, есть еще у кого повод? По тебе, например, стрельнуть?

— Я что, хуже других?! — нелогично обиделся Шкребус.

— Тогда неделю посиди дома, поболей. Я бы так и поступил на твоем месте. И лебедю подскажу.

— Точно! Сегодня напьюсь и на службу завтра не выйду! И на тебя свалю — мол, замполит посоветовал!

— Сволочь! — беззлобно охарактеризовал Никита.

В казарме стоял характерный запах пороховой гари.

Ромашкин осторожно заглянул в темный коридор и ничего не увидел. Только полумрак и относительная тишина, прерываемая храпами и всхлипами спящих солдат. Умаялись, однако. Из пушки пали — не разбудишь.

Дневальный по роте испуганно выглядывал, делал какие-то знаки.

— Что случилось? — сурово спросил Шкребус.

Никиту эта суровость внезапно рассмешила. Неудержимо захохотал. Нервы…

Подошли к «оружейке». Заглянули внутрь.

Автомат валялся в стороне, в ногах. Сам Мирон полулежал на стуле. Кровь. Образовалась лужица.

— Ладно, все ясно. Надо звонить… — вздохнул Никита, — дежурному по полку, что ли…

Комбат, замполит Рахимов, командир полка и остальное начальство — все они появились практически одновременно, набежали со всех сторон. Создали суетливую толпу.

Алсынбабаев, обычно матерящий офицеров за использование проломов в заборе, на сей раз сам проскочил через него. Последним приехал на «Уазике» полковой особист.

Офицеров собрали в клубе, а солдат построили на плацу.

Бесконечные допросы, расспросы, протоколы, объяснительные. Шум, гам, ругань. Командование полка нервничало. Вполне возможно, что за эту череду ЧП многих поснимают с должностей. А кому хочется должность терять?!

Вся в синяках и ссадинах, побитая мужем, мертвецки пьяная Наталья была освобождена из «домашней тюрьмы», под которую Мирон приспособил чулан. Дала показания: муж, любовник, нанятые хулиганы, месть. А самоубийство — из страха перед грозящим неминуемым наказанием. Мирон, уходя в полк, связал жену и пообещал, что перестреляет всех ее любовников. Придя в роту, он начал вызывать тех, кого подозревал: Власьева, Шкребуса, Чекушкина, Ромашкина… Никто из них не явился. Видимо, злость переполнила сознание, мозг устал бороться с яростью, затуманился. И еще страх перед разоблачением… И он выстрелил в себя…

Следователь, капитан особого отдела, командир полка, замполит и еще кто-то из дивизии проводили расследования, дознания.

Командир полка принял решение:

— Разогнать шайку-лейку к чертовой матери! Отправить немедля в Афган. Всех донжуанов — к чертовой бабушке! То есть «за речку»!

Первым пострадал ни сном, ни духом ни о чем не ведающий зампотех Пелько. Технарь-"самоделкин", собиратель металлолома, рационализатор и изобретатель отправился на войну спустя неделю. Рота и батальон, провожая героя, пили три дня.

Следующим был Игорь Лебедь. Этого «траха-перетраха» отправили в пески еще более далекого гарнизона. На повышение.

Еще неделю батальон жил ожиданиями. Наконец, пришло предписание: всех стоящих за штатом офицеров отправить в военкоматы республики. Затем проводили в Афганистан, на войну, еще двоих: «декабриста» Лунева и «белогвардейца» Колчакова. Оба ушли в глубокий запой, и их пришлось вылавливать с помощью патрулей. И таки удалось. Парней отправили в штаб округа. Затем они как-то затерялись… на войне.

Взялись за воспитание Ромашкина. Политработники навалились гурьбой и день за днем прессинговали лейтенанта. Дружба со Шмером вышла боком. Уголовника из Никиты сделать все-таки не удалось. Не за что. Откуда у Мишки оказалась граната, так и не узнал никто. Досталось Никите, в основном, за низкую воинскую дисциплину в роте, за недостаточную воспитательную работу, за отсутствие работы с офицерами. И, конечно, за моральный облик! Кое-что пронюхали — про «вертеп», про «грязевые ванны» в шинели, про кутеж в подземном озере, про новогоднее побоище, про «персидский поход»… Но доказать не смогли.

— Что мне теперь с вами делать, лейтенант, подскажите? — лицемерно вздыхал замполит полка Бердымурадов.

— А какие есть варианты? — осторожно интересовался Ромашкин.

— Никаких! Никаких для вас хороших вариантов у меня нет!

— Я так и думал почему-то. Что, товарищ подполковник? Уволите из армии?

— Нет, будете служить. Но в другом гарнизоне!

— Так ведь я давно прошусь! В ДРА! Между прочим, после училища ехал на войну, а кадровики завернули к вам. Готов отправиться в путь-дорогу прямо сейчас. Вот вы нас часто попрекаете службой в тылу, и чтоб восполнить и пробел в биографии, я готов уехать на войну. Тогда ни одна… ни одна сволочь более не сможет ткнуть в глаза отсутствием боевого опыта.

Бердымурадов насупился, но хватило ума не принять «сволочь» на свой счет:

— Э-э… Полк исчерпал разнарядку на отправку в Афганистан. Думаю, мы с вами расстанемся по-другому. Поедете в пески, в барханы. Варанов танками гонять!

— Да ладно вам, товарищ подполковник! Нашли чем испугать! Песками! Вот я сейчас прямо при вас напишу рапорт на фронт. Желаю быть добровольцем! И точка!

Никита демонстративно уселся за стол, на трех листка настрочил рапорт — на три адреса: Главное политуправление, Министру обороны и в Политбюро ЦК КПСС.

Бердымурадов схватился за сердце.

— Прекратите балаган! Зачем в Политбюро?! Не отвлекайте руководство партии своими мелкими проблемами. Что за мания величия?! Почему вашей судьбой должно заниматься руководство страны?! Никчемный вы человек!

— Не никчемнее других. От такого же слышу!

— Да я тебя в асфальт закатаю! Растопчу! Из партии исключу! Уволю-ю-ю!!!

— За что?! Нет, вот за что?! Служу? Служу. На службу хожу? Хожу. Лично ко мне по службе претензии есть?

— А пересечение государственной границы?!

— Мой сапог ее не пересек. Это слухи! По контрольно-следовой полосе мы не ходили, мы до нее не дошли!.. По пескам чуток поблуждали. Из партии грозите исключить? Так я в нее лишь год, как вступил. Меня воспитывать и учить необходимо. А вы — исключить! Где ваша воспитательная деятельность?!