Последний оракул - Джеймс Роллинс

У подножия холма раскинулось темное море, разделившее серый ландшафт. Но это была не вода, а масса деревьев.

— Манговая роща,— сообщил Эйб.— Очень старая ферма. Очень старые деревья. Ее возделывали многие поколения моей семьи.

Грей направил внедорожник в сторону темной рощи.

Луч света последовал за ним. Автоматный огонь возобновился, но Грей вел машину зигзагами, делая прицельную стрельбу невозможной. В них больше не попало ни одной пули.

И вот, взревев напоследок мотором, их машина влетела в манговую рощу. Деревья здесь росли идеально ровными рядами, их ветви образовывали непроницаемый свод. Они стали невидимы для убийц из вертолета. Поняв это, те выключили прожектор, и воцарилась кромешная темнота. Грей сбросил скорость, но не остановил машину, сделав еще несколько поворотов и проехав некоторое расстояние перпендикулярно их прежнему курсу. Стук вертолетных лопастей затих, но Грей продолжал ехать, как беглый преступник, мчащийся в глубь кукурузного поля.

— Насколько велика эта роща? — спросил он, пытаясь рассчитать, как долго им удастся прятаться здесь.

— Более десяти тысяч акров.

Да, это «кукурузное поле» было очень большим. Теперь, когда опасность миновала, все перевели дух и стали устраиваться на сиденьях поудобнее. Розауро наклонилась вперед.

— Есть еще одна причина, по которой Эйб настоял на том, чтобы поехать с нами.

— Какая же?

Она подняла руку с монетой, зажатой между большим и указательным пальцами. Это была греческая монета с символом чакры на обратной стороне. Розауро указала на изображение храма.

— Он знает, где находится это место.

Грей посмотрел в зеркало. Абхи Бханджи сидел рядом с Лукой, и даже в темноте было видно выражение страха на его лице. Грей вспомнил, что ответил индус на вопрос о том, куда отправился отец Элизабет, покинув поселок.

В гиблое место.

6 сентября, 22 часа 26 минут

Южноуральские горы

Монк нес дежурство.

Натянув просохшую одежду и согрев кости возле печки, он обошел избушку, ступая как можно осторожнее. Ботинки он надел, но шнурки завязывать не стал. Перед тем как дети завернулись в одеяла, он также заставил их натянуть высохшую верхнюю одежду и обувь. Если им вдруг придется срочно уходить, не надо будет возиться с одеванием.

Константин и Киска лежали, прижавшись друг к другу. Спящие, они выглядели совсем детьми, особенно Константин, который обычно благодаря взрослой манере поведения и речи казался старше своих лет. Но теперь, когда он расслабился во сне, Монк, взглянув на него, понял, что мальчику не больше двенадцати.

Проходя мимо них, Монк двигался с особой осторожностью. Он уже знал наперечет все скрипучие половицы и старался не наступать на них.

Петр лежал рядом со старой шимпанзе, заботливо обнявшей его. Она спала сидя, свесив голову на грудь и глубоко дыша во сне. Чуть раньше Петр пережил приступ паники, испугавшись за свою сестру-близняшку. Монк доверял инстинктам мальчика, но помочь ему в данной ситуации было невозможно. Петру понадобилось больше часа, чтобы окончательно успокоиться, но после этого он обессилел окончательно. Наконец он уступил усталости и заснул под заботливым присмотром Марты.

Однако, как бы осторожно ни ступал Монк, когда проходил мимо них, Марта подняла голову и посмотрела на него сонными, затуманенными глазами. Затем ее веки опустились, а голова вновь упала на грудь.

«Продолжай присматривать за ним, Марта».

Хоть одно существо любило этих детей!

Монк вернулся к своему посту. Он предусмотрительно подпер дверь перевернутым набок столом, а рядом с ним поставил стул, на который сейчас и опустился с усталым вздохом.

Он прислушивался к ночным звукам: бульканью воды, лягушачьему кваканью, стрекотанию сверчков и редкому уханью совы, вылетевшей на охоту. Его немного напугали звуки, с которыми мимо избушки пробиралось какое-то большое существо, но, приоткрыв ставни и выглянув наружу, он обнаружил, что это всего лишь покрытый грязью кабан, рыскающий по островку в поисках съестного. Монк не стал прогонять клыкастого зверя, решив, что тот может послужить им в качестве охранника, но дикий хряк вскоре удалился.

Звуки болота убаюкивали, и вскоре голова Монка свесилась на грудь. Он закрыл глаза всего на несколько минут.

...Ты снова опаздываешь, Монк! Поторопись!

Он резко поднял голову, ударившись затылком о внутреннюю часть столешницы. Череп пронзила боль. Но не от удара. Ее источник находился глубже. На мгновение он ощутил вкус... корицы — согревающий и пряный. А еще щекочущее ощущение чьего-то шепота на своих губах. И — запах.

В следующий миг видение растаяло.

Всего лишь сон?

Нет, Монк знал, что это не так. Как только ледяные иглы боли вышли из его мозга, он распрямил спину и пощупал швы у себя за ухом.

«Кто я?»

Константин описал тонущий корабль, сеть с грузилами и его спасение из морской пучины. Он был моряком? Или пассажиром? Внутри его сознания не было ответа. Только темнота.

Монк посмотрел через комнату и увидел пару глаз, глядящих на него. Петр не шевелился. Он просто смотрел на Монка. Видимо, мальчика paзбудил стук, раздавшийся, когда Монк ударился головой о стол.

А может, что-то другое.

Их взгляды встретились, и в глазах мальчика он различил грусть слишком глубокую для такого малыша. Это была не просто печаль или страх. На маленьком личике читались беспомощность и отчаяние, которым не должно быть места в сознании ребенка.

Мальчик дрожал, и Марта почувствовала это. Она негромко заухал а обернулась и посмотрела на Монка. Гот встал и подошел к ним.

В отсветах огня, горевшего в печке, лицо Петра казалось белым как полотно. Монк прижал ладонь к его лбу.

У мальчика был жар. Он буквально пылал.

Не хватало ему только больного ребенка!

Будет ли этому конец?

Ответом на его безмолвный вопрос стал дикий рев. Начавшись как глухое горловое рычание, он за доли секунды набрал полную силу. Он напомнил Монку звук работающей на предельных оборотах бензопилы.

С противоположной стороны послышался рев второго зверя.

Эти жуткие звуки заставили Константина и Киску вскочить на ноги.

Все произошло совершенно неожиданно. Монк не слышал никаких звуков, которые выдали бы приближение тигров. Их появление стало неожиданностью даже для Петра. То ли из-за высокой температуры, то ли из-за усталости его удивительный дар, вопреки надеждам Монка, не сработал.

Избушка не могла служить надежной защитой. Тигр — три с половиной центнера сплошных мускулов — мог легко выбить хлипкую дверь или, запрыгнув на крышу, в считанные секунды проделать в ней дыру. Но пока они с рычанием кружили вокруг избушки, примеривались.