Наследники Демиурга - Андрей Ерпылев

– С удавкой. – Офицер поднял с пола удавку, перекинул так, чтобы упругая струна сложилась петлей, затянул на воображаемой шее и аккуратно смотал, как было.

Геннадий побледнел, вытер вспотевшие ладони о джинсы и зашарил по карманам в поисках своего архивного пропуска.

– Вот! – сунул он в руки женщине видавшую виды книжицу.

– А ваш? – Лесневская, после пристального изучения, вернула документ Иванову и посмотрела на Александра с таким выражением, с которым смотрят в автобусах билетные контролеры.

– А я, извините, дома забыл, – развел руками майор, поднимаясь на ноги и отряхивая брюки. – У вас, случайно, пакета не найдется, все это добро сложить? Чтобы лишних отпечатков пальцев тут не появилось, – счел нужным пояснить он в ответ на немой вопрос.

– А мои… на этом самом? – забеспокоился Иванов.

– А твои я уже стер, – улыбнулся Александр. – И свои заодно.

– Кто вы такие? – Ирина никак не могла успокоиться, со страхом глядя на лежащего у ее ног без признаков жизни ночного пришельца.

– Вопросы будем задавать потом, – мягко сказал Маркелов. – А пока, насколько я понимаю, у нас с вами иная задача… Не соблаговолили бы вы с Геннадием выйти на пять минут? Мне тут нужно кое о чем поговорить с нашим новым знакомым.

– Вы будете его пытать?

– Вот еще! – возмутился майор. – Просто задам пару вопросов и надеюсь, что ваш гость любезно на них ответит… Так ведь? Ответите? – громко спросил Александр, заметив, что «пришелец» уже в сознании и пытается оценить обстановку, не особенно этот факт афишируя.

Лежащий понял, что его раскусили, и что-то буркнул себе под нос, но офицер обладал феноменальным слухом.

– А вот это – зря. Тут ведь дама… Что с того, что она по-чеченски не понимает? В гостях нужно быть вежливым… Гена, займи пока чем-нибудь нашу уважаемую хозяйку. Рукопись почитайте, что ли… Вслух. И погромче.

Иванов неловко обнял нетвердо держащуюся на ногах после всех переживаний женщину за плечи и увел в комнаты. Александр дождался, пока их шаги стихнут, а потом поднял с пола спеленатого по рукам и ногам горца и бережно прислонил его к стене в сидячем положении.

– Ну что, дружок, – ласково улыбнулся он в непроницаемое, как у индейца, лицо убийцы. – Поговорим с глазу на глаз?

– Я тебе ничего не скажу, легавый, – прошипел сквозь зубы Марат. – Можешь на куски резать. Да только кишка у тебя тонка…

– Зачем же на куски? – удивился Маркелов, вынимая из внутреннего кармана пиджака плоскую темно-зеленую коробочку. – Мы люди аккуратные… Да и ошибся ты – я не из милиции. Так что извини…

Он вынул рулон широкого строительного скотча из пакета с добром, отобранным у пленника, и заклеил ему рот, не обращая внимания на яростное сопротивление.

– Кивнешь, когда будешь готов, – деловито сказал он, извлекая из коробочки миниатюрный шприц-тюбик. – Только не дергайся, не надо. Иглу еще сломаю, повторить придется…

Лицо боевика уже не напоминало индейскую маску: расширившимися до предела глазами он неотрывно следил за тем, как офицер закатывает ему рукав куртки и снимает с хищного жала шприца предохранительный колпачок…

* * *

– Все равно, нужно было взять ее с собой!

Геннадий твердил и твердил это с того самого момента, когда мужчины уселись в «трофейный» внедорожник. И не действовали на него никакие доводы Маркелова, что убийца надежно стреножен, что через полчаса в квартире Лесневской будут «ребятишки» Володьки Шацкого и вообще…

– Я и тебя-то зря взял, – взорвался он. – Сидишь тут, гундишь… Хочешь, приторможу вон у ларька и топай назад, защищай. Пока недалеко отъехали.

Сказать, что он был взвинчен, значило не сказать ничего. Несанкционированный допрос с применением спецсредств – за это в конторе по головке не погладят. И что с того, что вколол он «ночному гостю» безобидное обезболивающее, всего лишь чуть-чуть затуманившее тому сознание. Если дойдет до расследования – трясти будут по полной программе: методики-то он применил самые настоящие.

«А все-таки, – подумал он с неожиданным в данной ситуации удовлетворением. – Самовнушение – великая штука. Хоть в это и не все верят…»

Александр вспомнил закатившиеся глаза боевика, смертельную бледность, разлившуюся по его лицу, покрытому липким потом, едва шевелящиеся синеватые губы… Игравший всерьез преступник ни на миг не усомнился, что с ним тоже играют по всем правилам, а пластиковый шприц – всего лишь заменитель иголок под ногти и лезвия ножа, рисующего на коже глубокие кровоточащие узоры. Уж он-то в подобном случае откинул бы гуманизм подальше. И применил бы не безвредное плацебо[23], а самое что ни на есть действенное средство. Цель оправдывает средства, понимаешь.

Но как бы то ни было, а майор теперь знал, с кем имеет дело, и понимал, что промедление – смерти подобно. Смерти полузнакомого наследника Классика или же – его жизни, но смерти всего остального. И тут уж гуманизму не было места: при таких высоких ставках часок, проведенный перепуганной женщиной в обществе обезвреженного убийцы, в расчет можно не принимать…

– Черт побери! – вырвалось у него невольно, когда с обочины в свет фар зеленым флюоресцентным пятном шагнул инспектор ДПС с требовательно протянутым жезлом…

* * *

– На куски порежу, кишки на кулак намотаю…

Приглушенный свет, монотонные угрозы пленного боевика, общее переутомление рождали в мозгу измученной женщины уверенность, что все окружающее ей только кажется или видится в ночном кошмаре. Что все это – игра утомленного разума, порождение предыдущих бессонных ночей. И не было на самом деле никакого ночного визита и вообще треволнений последних дней, а она сама лежит в своей постели, а через секунду откроет глаза, встанет и пройдет в кухню, чтобы принять таблетку, запить ее стаканом кипяченой воды, снова лечь и заснуть уже без сновидений.

Наверное, она временами действительно выпадала из реальности, потому что сквозь привычные стены и силуэт сидящего на полу человека в черном начинали проступать совсем посторонние образы: люди, которых здесь вообще не могло быть, пейзажи и даже обрывки каких-то сюжетов… И возвращала ее в привычный мир лишь тяжесть пистолета, зажатого в озябших, несмотря на летнюю ночь за окном, ладонях.

– Умеете пользоваться? – спросил на прощание странный архивариус, вручая ей отобранный у бандита «ствол», и она почему-то утвердительно кивнула головой, хотя до сего момента держала в руках оружие всего дважды.

Теперь пистолет, слишком тяжелый для женских рук, упертый рукоятью в стол, глядел своим длинным стволом в голову пленного, заставляя того нервничать. Ведь неизвестно, что придет в голову белобрысой издерганной дурочке, то и дело клюющей носом, но тут же вскидывающейся, чтобы, похлопав глазами пару минут, снова провалиться в дрему. А указательные пальцы обеих рук, между прочим, лежат на спусковом крючке… Но остановиться все равно не мог: он был унижен, оскорблен, а такие оскорбления смываются только кровью.