Богадельня - Генри Лайон Олди

– Тебе чего?

– Мне бы огонька…

– А-а… свечку с собой взял?

– Ага…

Вит неловко шагнул к столу. Окунул фитиль своей погасшей свечи в живое пламя. Слишком быстро. Слишком. Одна свеча упала, покатилась по полу, придавив огонь: другая опоздала вспыхнуть.

Темнота.

Вино.

Бесенята частят молоточками.

Так? так…

– Подожди… я сама…

Букашка наружу лезет. Умная, все знает. Твердость и звон – в мягкую теплынь кокона. Топь, болото засасывает, влечет на дно – сладко тонуть. Тело ворочается в тесноте души. Впервые наоборот, вопреки вечному закону. Тело – в душе. Впервые. Все однажды – впервые.

– Не спеши… больно…

Тело звонкое, сильное. Глупое. Торопится. Ломает. Больно душе. Взвилась, могучая. Камень стен струнами натянула: пой, камень! Каждой мертвой жилочкой пой! Черные фитили в тайну огня окунула. Ночь в рассвет обратила и ночью оставила. Когда душе боль в сладость, крик в радость, когда душа в силу вошла, пустяки для нее – ночь в рассвет. Обволокла тело, опутала паутиной. Терпит. Стон? песня?

Жизнь? смерть?!

– Медленнее… я толстая… слабая…

– Ты не!.. не толстая ты! Ничуточки!..

– Глупый… а-а…

– У тебя глаза!.. глаза!.. ясные-ясные…

Качается странная обитель под странными звездами. Сошла оползнем по скалам. На волны – парусным галеоном. Раскинула тугую белизну на семь ветров, идет по зыби. Вверх-вниз. Небо-море. Соль воды, соль слез, соляной блеск статуи-ребенка в тиши базилики.

Звездные облака.

– Ма-а-а…

– А-а-а-х…

Хватит подслушивать.

Хватит подсматривать.

Кыш, бесенята!.. тук-тук, так-так…

Записи Филиппа ван Асхе, Хенингского душегуба

17 октября.…mea culpa, mea maxima culpa![34]Я должен был предусмотреть! У всех «стражей» после разделения резко усиливаются плотские потребности; зная это, родители готовятся заранее. Я же, в увлеченье и утомясь от двойной ноши, счел возраст Витольда слишком нежным для… Малыш чуть не убил ее. Окажись он старше хотя бы года на три – все труды пошли бы прахом. Сейчас ходит сам не свой. Плачет. Нас спасла его крайняя неопытность в делах амурных и мастерство девицы управлять чужим рассудком. Полагаю, войдя после Обряда в полную силу, Матильда сумела хотя бы частично укротить напор его страсти. Иначе ей бы не суметь встать на пятый день. А она встала. Наш святой фармациус говорит: поправляется. Все в порядке. И смотрит на меня так, что я казню себя еще больше.

В целом разделение…

19 октября. …разделение physis и psyche прошло удачно. Я втайне надеялся на успех, но итог превзошел все мои ожидания. Девица выздоровела и даже расцвела. Сохраняя дар в нужной мере, ей не приходится платить за это ущербностью плоти: psyche Витольда вполне достаточно усиливает необходимые способности, чтобы не требовалось иной поддержки. Сам же малыш бодр и весел; я не замечаю за ним ни малейших признаков скуки, зародыша будущего гниения. Надо радоваться. Надо радоваться успеху. Но откуда берется беспокойство? Возможно, я просто слишком мнителен.

Сегодня Витольд, забавляясь, возился с Буслаевыми. Было ясно видно: когда малыш войдет в силу, братьям не справиться с ним даже вдвоем. Неудивительно: Буслаевы – всего лишь седьмые в родовой цепочке Обрядов, а Витольд, даже учитывая смешение крови…

20 октября. Начал учить малыша грамоте. Просто так. Сперва он только глазами хлопал, а потом пришла Матильда. Села в углу, молчала. Я предложил помочь: согласилась. Дальше началось чудо.

Не удивлюсь, если…

21 октября. Их тянет друг к другу. Может быть, именно здесь таится опасность? Начни Гильдия предлагать новый вид Обряда…

Монах сказал: браки заключаются на небесах. Наверное, он прав, но смысл этой правоты темен даже для нашего святого. Представляю себе лицо герцога Густава, узнай государь, что его внук и какая-то бродяжка… Я имею в виду брак, пускай даже морганатический. Простые связи герцога не заинтересуют вовсе. Разве что из чувства врожденной брезгливости к черни.

Хорошо, что опыт проводится в строгой тайне.

28 октября. Зачем я веду эти записи? Любому из Гильдии и без того вполне доступны моя память и мои знания. Пожалуй, я веду их для себя. Неужели и за этими словами брезжит тайное звучание праязыка, на этот раз скрытое от меня самого? Или я пытаюсь, помимо чистых знаний, сохранить для других какие-то чувства? Филипп, ты безумец. Когда ты научишься радоваться свершенному, не отягощая сердце лишней накипью?

Малыш и девица великолепны. Когда вместе. Не знаю, можно ли их надолго разлучать.

Не хочу думать, что случится, если один из них умрет раньше другого.

Филипп, прекрати.

2 ноября. Спорил с нашим святым. Втайне завидуя его выдержке. «Гранд-Мануэлито» так и не вернулся к переводу «Наставленья жизни человеческой». Хотя его тянет. Я же вижу: тянет мощно, страшно. А он держится. Перестал беседовать с прошлыми гильдейцами. По-моему, разогнал всех. Только иногда… он называет оставшегося Бурзоем. Змеиным Царем. Любопытно: то ли мне повезло вдвойне, и наш святой сумеет пробиться в самое начало, то ли…

Филипп!.. ладно, ладно…

Монах сказал: Вавилонский Столп – не для человеков.

А для кого? – спросил я.

Он ответил, что не знает. Ты не веришь в Бога, Филипп, сказал он. В этом твоя беда и ограниченность. Ибо Господь недаром однажды смешал языки…

Я согласился. Недаром. Не верю. Смешал языки, а перед этим извел в водах потопа исполинов. Напомнить Писание? – спросил я.

Ты выдашь меня церковному суду? – спросил я.

Он отмолчался.

Быть может, он прав. Вавилонский Столп строился не людьми и не для людей. Ну и что? Если я отчетливо вижу преимущества именно этого устроения общества? Если разделение ведет нас к идеалу? Отдельно – мощный оборонительный слой physis, способный успешно отразить внешнюю враждебность и достаточно пассивный к зрелости, дабы не нести опасность общему равновесию. Отдельно – тонкая сердцевина psyche, титаны духа, проницающие тайны мироздания. Фундаментом – жирный, плодоносный перегной, источник пищи и труда. Я говорю про толпы черни: проникшиеся ненавистью к оружью как к символу своей низости, они безвредны для Столпа. Ведь даже во время войн сражаются не армии, а рыцари-physis с малыми дружинами…

Монах помешал мне договорить.

Вы превратили мир в богадельню, сказал наш святой. Целиком. Без вашей поддержки, без костылей Обряда весь грядущий идеал покатится в пропасть. Как старики вымерли бы в обычном приюте, лишась тех, кто их кормит и оберегает. Ты уверен, что вы еще люди? – спросил он. Долго смотрел в стену, будто в зеркало. И добавил: ты уверен, что мы – еще люди?