История Франции - Андре Моруа

Казимир Бальтазар. Портрет Джона Ло. Начало XVIII в.

6. Это банкротство потрясло всю страну. Речь шла не о крахе одного финансиста, какого-нибудь Крёгера или Ставиского. В этом деле было замешано государство. Сам регент поддерживал этот банк. Герцог Бурбонский сделал на этом состояние. В нем участвовали не только парижские спекулянты, но один миллион семей, проживающих по всей стране, которые являлись держателями бумаг Королевского банка: это было неизбежно, потому что курс акций устанавливался сверху. Когда налоговые и генеральные откупщики, прибравшие после бегства Ло финансы к рукам, решили провести ревизию счетов и не оплачивать те бумаги, которым было отказано в «визе», разорение стало угрожать семейным очагам. На первом этаже Лувра, в этой «Звездной палате» простых людей, тысяча служащих трудилась над осуществлением грандиозной операции. Сильные мира сего вывернулись, бедняки потеряли все, и даже завизированные бумаги не были оплачены. Недовольство и охлаждение оказалось очень глубоким. Этот один огромный скандал привел к большему ослаблению режима, чем сотня мелких, а нельзя забывать, что ослабление уже и так очень шаткого режима ведет к опасным последствиям. Англия вигов была достаточно сильна, чтобы перенести скандал «Пузырей Южных морей». Крах системы Ло поколебал основы монархии. Потребовалось сто лет и гений Бонапарта, чтобы в стране вновь осмелились заговорить об эмиссионных банках.

7. У Франции были и другие причины для потрясений. В Марселе и по всему Провансу страшные опустошения производила чума. Только безжалостный, но весьма эффективный санитарный кордон спас от нее Париж. Повсюду появлялись непристойные памфлеты на двор регента и на его личную жизнь. Его обвиняли в инцесте: в том, что он является любовником своей старшей дочери, герцогини Беррийской, очаровательной сумасбродки. Было ли это правдой? Распущенность нравов давала повод для любой клеветы. Частные ужины регента были отмечены утонченным развратом. Он создавал гравюры для «Дафниса и Хлои», и говорили, что для виньеток он заставлял позировать свою чересчур горячо любимую дочь. Когда она умерла в двадцать четыре года во время тайных родов, по стране прокатился ропот. Затем регент колебался «между Сабран и Парабер», этой «маленькой черной вороной» с хитрыми уловками. А Дюбуа не думал ни о чем ином, кроме своей кардинальской шапки, он даже сон потерял. Чтобы добиться сана, он готов был истощить государственную казну и изменить политику Франции. Такие амбиции принудили его помириться с Испанией и Ватиканом. Он стал заигрывать с иезуитами и поддержал их буллу в парламенте. Он вел переговоры об испанском браке молодого короля, союз скрепила бы новая Анна Австрийская. Инфанта прибыла к французскому двору, где должна была воспитываться. Но как реагировала на такой разврат Англия, агентом которой долгое время оставался Дюбуа? Англия, как всегда, готова была пожертвовать видимой стороной дела ради реальных достижений. Она стремилась только к торговле с Испанией и чтобы Франция не препятствовала ей в этом. Дюбуа, не считаясь с интересами Франции, создал испано-англо-французский союз. Наконец он добился шапки кардинала. Но, едва получив ее, скончался. На его долю выпали всевозможные душевные терзания, и он совершал подлости для достижения сана, которого его тотчас лишила смерть. Вскоре за ним последовал и регент. Ему давно грозила апоплексия, врачи предостерегали его от распутства, но он предпочитал удовольствия той жизни, которая наводила на него скуку. И в один прекрасный день декабря 1723 г. его голова упала на плечо хорошенькой женщины, которая составляла ему компанию перед началом Королевского совета. Он умер, как и жил, – распутником.

8. Наследовавший ему Месье (герцог Бурбонский, будущий принц Конде) был еще хуже, чем недавно усопший. Он был целиком под влиянием маркизы де При, дочери налогового откупщика, жены «одного изголодавшегося посла», создания с небесным ликом, «с боязливыми змееподобными повадками, которые неожиданно вдруг становились дерзкими». Ну просто настоящей сивиллы. Король считался уже совершеннолетним (в тринадцать лет!). Поэтому герцог Бурбонский назывался не регентом, а премьер-министром. Он правил плохо, его решения вызывали бунты и провоцировали гонения. Мадам де При принудила его отослать обратно в Испанию инфанту, невесту Людовика XV, и выбрать для короля принцессу Марию Лещинскую, дочь польского короля, смещенного с трона (лишив ее права на вдовью часть наследства в случае смерти мужа), которая не отличалась ни красотой, ни богатством, ни воспитанностью, ни добротой. Такому повороту событий можно дать три объяснения: мадам де При надеялась управлять королевой, которая будет всем ей обязана; требовалось срочно женить короля, который в обществе своих товарищей ранней юности мог бы стать вторым Генрихом III; Мария, которой было двадцать два года, могла бы уже сейчас дать короне наследников, которых пришлось бы ждать слишком долго от маленькой инфанты, бывшей на десять лет моложе; и, наконец, Церковь благосклонно смотрела на королеву-католичку, столь же набожную, как и инфанта. Но герцог де Бурбон пришел к власти только благодаря решению и поддержке де Флёри, воспитателя короля. Когда Людовик попытался устранить его, Флёри поднял шум и пригрозил, что покинет двор. Король, который не мог жить без своего воспитателя, начал плакать, забился на свой стульчик, а затем отослал герцога де Бурбона, приказавшему жить в замке Шантийи. Мадам де При, сосланная в свои земли де Курбепин без права покидать их, отравилась со скуки уже на следующий год.

9. В период несовершеннолетия короля распущенность и слабость правителей приучила тех, кем они управляли, не уважать и презирать их. Литература стала поверхностной и фрондерской. Однако романтическая комедия Мариво дала Франции поэтический театр, который предвещал театр Мюссе. В устах Массийона звучали последние отзвуки священного красноречия. Фонтенель, не впадая в вульгарность, широко популяризировал науку. Будущее предварял Вольтер. Великим человеком этой эпохи является Монтескьё, в «Персидских письмах», опубликованных в 1721 г., несмотря на монархические убеждения этого молодого чиновника, возникала тема революции, данная в форме забавной и живой сатиры на придворные нравы.

10. Регентство, хотя и недолгое, и внешне достаточно бессодержательное, имело большие последствия. После царствования Людовика XIV оно явилось разрядкой, но одновременно и откатом назад. Легкомыслие и спекуляции породили непочтительность и безбожие. Возросла роль далеко не лучших женщин. Французское правительство утратило осознание национального интереса. Оно отказалось отстаивать позиции Франции на море и подорвало свое будущее колониальной империи, которое трудами Кавелье де Ла Саля должно было бы стать великим. Но почему же недовольство и презрение не вызвали появления новой Фронды? Потому что монархия унаследовала от Людовика XIV такой престиж, что всякое возмущение показалось бы неприличным. Однако идол пошатнулся. Памфлетисты и стихоплеты ввели в моду оппозицию. Все то, что при Великом короле показалось бы богохульством, становилось смелостью ума. И все начиналось с песенок.