История Франции - Андре Моруа

3. Регентство явилось реакцией на многие аспекты Великого века. Людовик XIV правил как король с неограниченной властью, прибегая к помощи нескольких служащих. Регент создал семь советов из десяти человек и очень считался с мнением аристократии. Людовик XIV защищал иезуитов – регент защищал их врагов. Людовик XIV продвигал своих незаконнорожденных детей – регент унижал их и лишил титула принцев крови. Людовик XIV кормил в Версале десять тысяч прожорливых семей – регент отсек эти расходы двора. Во внешней политике его советником был аббат Дюбуа – «этот плут Дюбуа», дипломат с лицом проныры, хозяин своего слабого хозяина; Дюбуа, начинавший «угодливо и гнусно», но стремившийся к кардинальской шапке, которую в конце концов и получил. Аббат Дюбуа, человек, работавший на англичан, сумел убедить регента в опасностях, которые сулил союз с испанцами. Разве не мог Филипп V Испанский, законный сын французского короля, пересмотреть в один прекрасный день свои претензии и потребовать французскую корону? Георг Ганноверский (Георг I Английский) и Филипп Орлеанский – «оба узурпаторы», как цинично называл их Дюбуа, – лучше подходили друг другу. А Сен-Симон полагал, что богатая Англия, сильная на море и стремящаяся завладеть Францией еще с тех пор, когда англичанам принадлежало более половины французской территории, всегда будет опасным врагом. Он говорил регенту, что, стремясь к согласию с Англией, никогда нельзя забывать, что она ненавидит наш морской флот, жадно стремится завладеть нашими колониями и укрепляет у нас под боком англо-нормандские острова, то есть с ней следует обращаться честно, но с недоверием, постоянно укрепляя наш флот и заключая договоры с Испанией. Доводы Дюбуа взяли верх, и англо-франко-голландский пакт сделал неизбежной войну с Испанией. Либеральный регент легко с этим мирился. Георг-протестант и Орлеанский, свободный мыслитель, сговорились против короля-католика. Это была новая политика, приятная в идеологическом отношении для передовых умов, хотя и очень опасная для страны, ибо вскоре английский морской флот уничтожит флот испанский. Что же произойдет с французскими колониями, когда англичане станут полновластными хозяевами на море? Но ни регент, ни Дюбуа не думали ни о колониях, ни о будущем.

4. Но колонии, или, как говорили, острова, были в большой моде. Кофе, поступавший с острова Бурбон, с Мартиники, из Санто-Доминго, приятно возбуждал умы. В Канаде лесные охотники осваивали район Великих озер. Красивые индианки, говорили они, были к ним благосклонны. Казалось, что колониальная эпопея походила одновременно и на рассказы из жизни святых, и на галантный роман. Францисканцы и иезуиты проповедовали Евангелие среди алгонкинов и ирокезов, в то время как французские колонисты, свободные от расовых предрассудков, заключали союзы с индейскими женщинами. Кавелье де Ла Саль, первым спустившийся по Миссисипи, открыл Средний Запад – район, который позднее стал сердцем Америки. Англичане со страхом следили, как во время путешествия Ла Саль огибает их американские позиции. Когда одна компания основала в устье реки Луизиану (Землю Людовика) и город Новый Орлеан, англичане и испанцы попытались ее подавить. Проекты компании были подхвачены одним иностранным финансистом, Джоном Ло, «шотландцем неизвестного происхождения, большим игроком и великим комбинатором, который крупно выигрывал в тех странах, где проживал некоторое время… Его звали Ло, но, когда он стал более известен, все так привыкли называть его Лас (Las), что имя Ло совсем забылось. Месье, герцогу Орлеанскому, говорили о нем как о человеке, до конца постигшем сферу банковского дела, торговли, движения денег, валюты, финансов. Герцогу стало любопытно повидаться с ним лично. Он имел с ним несколько бесед и остался так доволен, что заговорил о нем как о человеке, у которого можно узнать много полезного…» (А. Сен-Симон). Но он узнал нечто иное.

Бернард Пикар. Разоренные вкладчики у Королевского банка Джона Ло. Сатирическая гравюра. 1720

5. Ло отнюдь не был жуликом. Как и большинство крупных финансовых шарлатанов, он внушал доверие скромностью своего поведения и мягкостью манер. У него, изобретательного и дерзкого банкира, зародилась идея, которая лежит в основании современного кредита: создать фиктивные ресурсы путем выпуска не обеспеченных золотом бумажных денег. «Коммерческие операции, – писал он, – целиком базируются на деньгах. Чем большими деньгами мы обладаем, тем большим миром мы владеем. Кредит займет место денег и будет иметь такие же последствия…» Опыт доказал, что при достаточном покрытии этот метод вполне жизнеспособен. В 1716 г. Ло создал Генеральный банк для учета коммерческих бумаг, а в 1718 г. этот банк стал Королевским банком с единственным акционером в лице государства. Ошибка Ло состояла в том, что в качестве покрытия для билетов банка он предоставил акции «Компании всех Индий», которая наследовала: а) концессии Великих компаний Кольбера; б) Луизиану. Совершенно ясно, что нельзя основывать кредит нации на ненадежных ценных бумагах. Но регент – весьма робкий, когда речь заходила о налогах, потому что его правительство было слабым, – связал себя с человеком, который принес ему деньги, ни у кого не вызывая раздражения. Поначалу успех был небывалым, вздорожание бумаг молниеносным. И Ло воспарил как воздушный шар. Реклама была настойчива и изобретательна. По Парижу водили индейцев, покрытых золотом. По городу распространялись гравюры, изображающие серебряные горы и изумрудные скалы в Луизиане. Но могущественные враги желали и подготавливали падение Ло: это были англичане, которые опасались оживления наших колоний, и откупщики, которые видели в этом угрозу для своих основных откупов и для своих прибылей. Публика играла на повышение, финансисты – на понижение. В течение нескольких месяцев ажиотаж был безудержным, создавались огромные состояния. Материнские акции разделились на дочерние и внучатые. Для покупки внучатых акций нужно было владеть сорока материнскими и одной дочерней акцией. Метельщики, лакеи и сеньоры зарабатывали миллионы. В районе улицы Кенканпуа, где находился банк, расположился настоящий лагерь. Красивые особы, играющие на бирже, выслеживали новоявленных богачей, чтобы облегчить им бремя богатства. Они преследовали и Ло, но, любя свою жену, он мужественно сопротивлялся. «Одна герцогиня, – пишет принцесса Курфюрстская, – публично поцеловала у Ло руку. Но если герцогини ведут себя подобным образом, то что же целуют ему другие женщины?..» Ло добросовестно стремился набрать для Америки колонистов и превратить свое Доногоо-Тонка в реальные богатства. Нельзя винить его одного за все безумства биржевых игроков. Но когда наступил крах, который не мог не наступить, вся система была снесена вместе с биржевыми безумцами. Вдруг все держатели акций и билетов в панике устремились в Королевский банк, требуя выплаты. Вначале Ло выплачивал без ограничений. Друзья добились его назначения генеральным контролером финансов, но он сам ощущал себя «эквилибристом, раскачивающимся на последней ступеньке» (Ж. Мишле). Он попытался бороться. Чтобы спасти свои бумажные деньги, он упразднил хождение золотых и серебряных монет. Но падение все продолжалось. Теперь перед дверями банка «происходило смертоубийство». 10 октября 1720 г. под влиянием генеральных откупщиков Королевский банк был ликвидирован. Ло бежал, ничего не взяв с собой. «Я вышел голым, – говорил он. – Я не смог спасти даже свое платье». Он умер в Венеции в 1729 г., «печальный отшельник, трепещущий апологет». Ему посвятили следующую эпитафию: