Наперстянка - Аделин Грейс

на окружающих, держа женщину за руку и повторяя каждое сообщение, позволяя женщине плакать, пока слова не иссякли, а кожа на лице Генри не разгладилась, когда ракушки с тихим стуком упали на пирс.

– Теперь он готов, – сказала Сигна несчастной матери, когда небо вокруг них потемнело. – Пришло время попрощаться. – Слова принесли облегчение. Облегчение от того, что Генри не придется годами бродить по пляжу, наблюдая, как его мать стареет и уходит из жизни раньше него. Он не застрял в петле мгновения смерти, как несчастные духи Фоксглав, не заблудился где-то посередине между жизнью и смертью, где в конце концов потерял бы всякое представление о себе. Ему просто нужен был человек, который мог бы помочь, и теперь и он, и его мать наконец обрели свободу.

Сигна обняла женщину, а ребенок посмотрел вверх, вытянул руку и улыбнулся. Девушка не видела Ангела смерти, но он определенно был здесь.

Через несколько секунд Генри исчез, и, несмотря на ночной холод и рыдавшую в ее объятиях женщину, Сигне никогда еще не было так тепло.

Глава 32

Блайт

Если бы Байрон узнал, как Блайт провела утро в день вынесения приговора ее отцу, то запер бы ее в недрах Торн-Гров на веки вечные.

– Может, я и не джентльмен, – сказал Уильям Крипсли, открывая дверцу экипажа, – но даже я знаю, что такой леди, как вы, не следует оставаться здесь одной.

– Я не одна, мистер Крипсли. У меня есть вы. – Блайт не разрешили присутствовать на утреннем судебном заседании, но она отказалась часами сидеть в комнате и ждать возвращения Байрона с вердиктом. Одиночество ее не устраивало, так как навязчивые мысли никак не давали успокоиться.

У Эверетта был мотив, но нужно было больше доказательств, чтобы кто-то поверил в его причастность. Элиза была настолько больна, что принимала лекарства аптекаря, которого когда-то громко осуждала. Сигна подозревала Байрона и позаботилась сообщить об этом Блайт, прежде чем уйти. К тому же у нее снова начались галлюцинации. Но разбираться во всем этом не было времени.

На этой неделе Блайт несколько часов провела в библиотеке, пытаясь определить, какие травы принимала Элиза. Она смогла различить только полынь, которую обычно принимают от спазмов во время женского цикла, и пижму, которую часто используют, в том числе для облегчения головной боли. Накануне вечером Блайт пыталась узнать больше, но каждый раз, когда она подносила страницы к свече, пламя гасло. Потребовалось несколько безуспешных попыток зажечь его, прежде чем она поняла, что затухающая свеча не могла быть простым совпадением, и, бросив все, сбежала из библиотеки.

Все это привело к тому, что она отчаянно нуждалась в запасном плане.

Над ней возвышался Вистерия Гарденс, огромный и прекрасный. При солнечном свете дворец выглядел еще более изящным, чем в первый раз, когда она его увидела, и казался гораздо более просторным без толпящихся внутри гостей.

Блайт не позволяла себе слишком долго размышлять над планом, опасаясь передумать. Когда Байрон уехал, она тут же умылась, переоделась в красивое платье цвета пыльной розы и выскользнула из Торн-Гров. Уильям не стал возражать. Даже если место назначения и показалось ему странным, он промолчал, когда она вложила ему в ладонь три серебряные монеты. Конюх высказал свои опасения только сейчас, наконец осознав, во что ввязался.

Блайт повернулась к нему лицом и сказала без малейшего намека на шутку:

– Если дядя узнает, куда ты меня возил, то сразу вышвырнет из Торн-Гров. Так что давай каждый сделает то, что должен, и это приключение останется между нами, ладно? – Уильям был добрым человеком, хотя в последнее время от доброты было мало толку. Не дожидаясь ответа, Блайт повернулась к Вистерия Гарденс и, прежде чем направиться к дворцу, убедилась, что платье и перчатки сидят идеально.

Блайт нечасто бывала во дворцах, чтобы знать местный уклад, но ей казалось, что там должен быть камердинер или кто-то другой, готовый встретить ее. Но когда она поднялась по лестнице к украшенным золотом дверям и постучала, никто не вышел ей навстречу.

Прошла минута, затем другая. Блайт едва сдерживала раздражение. Она столько времени потратила на наряд – девушка собиралась самостоятельно, поскольку лишилась горничной и была слишком упряма, чтобы попросить о помощи кого-то постороннего, – заплатила Крипсли и заставила его рискнуть работой не для того, чтобы принца Ариса не оказалось дома.

Она нахмурилась и постучала снова, на этот раз сильнее и дольше. Так долго, что заболели костяшки пальцев. Она уже собиралась отдернуть свою бедную руку, когда дверь распахнулась.

При виде гостьи принц Арис выглядел менее удивленным, чем сама Блайт. Она отшатнулась, когда его массивная фигура возникла на пороге.

– Чем я могу вам помочь?

Ответ застрял у нее в горле, поэтому вместо этого она спросила:

– Почему вы сами открываете дверь?

Принц Арис прислонился к косяку и скрестил руки на груди.

– Разве мужчина не может открыть дверь собственного дома?

– Нет, – поспешно ответила Блайт, затем поморщилась. – Я имею в виду, да, конечно, может. Просто вы принц. Мой отец никогда сам не открывает двери Торн-Гров.

– Правда? – И снова Блайт поразилась невероятному золотистому оттенку его глаз. Они пугали так же, как глаза Сигны. – Я отослал персонал обратно в Верену. Не нужно столько людей, чтобы обслуживать одного человека.

– Вы отослали всех? – уточнила девушка. Она никогда не слышала ничего более абсурдного.

Когда принц Арис склонил голову набок, Блайт испугалась, что он захлопнет дверь у нее перед носом. Едва ли она поддерживала приятную беседу, постоянно оскорбляя его, но ее нервы были натянуты до предела. К удивлению Блайт, уголки губ принца слегка приподнялись. Затем, словно решив, что ему это безразлично, Арис поменял выражение лица, став настоящим принцем, оценивая ее – как хищник жертву. Великаном, готовым раздавить насекомое. Блайт могла представить, сколько людей отшатнулось бы от его взгляда; была секунда, когда даже она почувствовала такое желание. Но будь она проклята, если принц заставит ее чувствовать себя ничтожеством. Поэтому она расправила плечи и посмотрела ему прямо в глаза.

Он провел рукой по подбородку, разглаживая напряженную челюсть.

– Я оставил повара, дворецкого и человека, который присматривает за лошадьми.

Сама не зная почему, Блайт почувствовала себя так, словно выиграла одну из маленьких битв, которые постоянно вспыхивали между ними, и осознание победы заставило ее выпрямиться, когда принц Арис жестом пригласил ее войти.

– Разве не дворецкий должен открывать дверь?

– Вы проделали весь этот путь, чтобы меня оскорблять, – спросил он, – или все же намерены зайти внутрь?

У Блайт