Я тебе (не) подхожу - Ольга Белозубова

Я с силой сжимаю челюсти и буравлю дверь тяжелым взглядом. Это что еще за Миша?

Назар

Я начинаю закипать, смотрю на дверь таким взглядом, что даже странно, как не прожег в ней огромную дыру.

Миша, мать твою?! Это что еще за хрен с горы? Не должно вокруг Алисы виться никаких Миш. А также Петь, Вась и прочих. Алиса моя.

И главное, каким голосом она с ним поздоровалась! Как будто Миша — не просто Миша, а…

А кто? Вот сейчас и узнаю.

Бахаю кулаком в дверь так же громко, как ухает в груди сердце.

Алиса не спешит открывать, и я зверею все больше. Слишком увлеклась беседой? Воркуют там, небось, голубки.

Только собираюсь постучать снова, как дверь наконец распахивается.

Алиса окидывает меня недоуменным взглядом.

— Ты что-то забыл?

— Забыл! — гремлю я и влетаю в квартиру так, что она невольно пятится.

Захлопываю дверь и нависаю над любимой:

— Это что еще за Миша? Что у тебя с ним?

Алиса округляет глаза и недоуменно хлопает ресницами. Молчит несколько секунд. Мне вполне их хватает, чтобы в красках нарисовать картины того, кем он ей приходится, как, когда и сколько.

Левый уголок рта дергается в нервном тике.

— Ну? Чего молчишь?

— Исаев, а ты не офигел задавать мне такие вопросы? — вдруг рявкает Алиса, скрещивает руки на груди и метает взглядом молнии. В меня. А потом наливается краской.

— Не понял… Это не я тут премило болтаю с всякими Мишами!

— Именно, не понял! Я что, недостаточно ясно выразилась? Так я повторю, вообще не вопрос. Между. Нами. Все. Кончено. Точка. И тебе не должно быть никакого дела до того, как и с кем я разговариваю!

— Ты не можешь… — начинаю я, но она меня перебивает, восклицает:

— Это ты не можешь и не имеешь никакого права мне что-то предъявлять, Назар! Мы встречаемся только из-за ребенка! Забыл? Я сегодня это говорила. И до этого говорила. Это так сложно запомнить?

Пялюсь на Алису, как последний баран. Вроде понятно все, что она говорит, но эти слова никак не желают укладываться в моей голове.

— Кажется, я совершила большую ошибку, когда стала общаться с тобой по-человечески, — шипит Алиса, злится все больше, что совсем на нее не похоже. — Ты решил, будто это что-то значит?

Ну… именно так, вообще-то. Конечно, я не дебил, отдаю себе отчет в том, что понадобится время, чтобы снова ее завоевать. Но она ведь тоже испытывает ко мне чувства, иначе не стала бы общаться совсем, разве нет? Я докажу свою любовь, и мы снова будем вместе. Иначе и быть не может.

Киваю.

— Ты серьезно надеялся задобрить меня деньгами и продуктами? Блин, поверить не могу… — качает головой она. — Думал, пару-тройку недель походишь, и я резко все забуду и снова тебе доверюсь? Так, что ли?

Буравлю ее тяжелым взглядом, и она воспринимает его по-своему.

— Вообще-то, я не обязана перед тобой отчитываться. Да, могу, но только когда захочу этого сама. Если тебя это не устраивает, то это не мои проблемы!

То есть это я что, должен спокойно наблюдать, как она общается с другими мужчинами? А может, и не только общается? Да ну на хрен!

— Мы можем сократить наше общение до минимума, Назар. Или и вовсе его прекратить. Рожу, будешь приходить общаться с сыном. Да, ты будешь отличным отцом, в это я верю. Но и только! Мы от этого не станем парой, усвой уже это раз и навсегда!

Алиса тяжело дышит, сжав губы в тонкую полоску, смотрит на меня максимально серьезно, вон, распрямила плечи, подбородок подняла. Готова отстаивать себя до победного.

— Выбирай. Или ты прекращаешь вести себя так, словно мы вместе, или… — Она разводит руками.

Я вдруг кристально ясно понимаю, что она говорит это настолько серьезно, насколько вообще возможно. Впервые за все время осознаю, что действительно может быть иначе, не так, как себе нарисовал. Я правда могу потерять любимую навсегда.

Раздражение Алисы настолько сильно, исходит от нее такой волной, что я ощущаю его каждой клеткой тела.

Что, если ее боль никогда не уйдет? Что, если она выберет не меня?

Пытаюсь представить, как ее обнимает кто-то другой, целует, зарывает пальцы в ее волосы, прижимает своим телом к кровати, и внутренности скручивает болезненным спазмом.

Или вот она идет под руку с каким-нибудь хмырем, улыбается. Или кладет голову ему на плечо, как клала мне. Ему доверяет свои тайны, мечты и желания. Его любит.

Боль, которую я постоянно чувствовал в больнице, и в подметки не годится той, что накрывает меня с головой сейчас.

Из меня будто выкачивают весь воздух, бьют под дых. Я не могу себе представить мир, в котором я не с ней. Не могу и не хочу.

— Кто он, скажи, — стараюсь, чтобы голос звучал ровно, и даже выходит, но сдается мне, Алиса чувствует, каково мне на самом деле.

Она прищуривается, словно размышляет, отвечать или нет, но в конце концов тихим голосом сознается:

— Миша просто мой коллега. — И спешно добавляет, снова уходит в защиту: — Но даже если бы был не коллега, это не твое дело!

Хочу ей ответить, очень хочу. Держусь из последних сил.

Это я уверен в серьезности намерений и чувствах, в желании все исправить, а она — нет. Не верит. Это четко читается в ее взгляде, защитной позе. Что бы я ни сказал, это ничего не изменит. Тем более сейчас — Алиса не готова меня слушать и слышать.

— Что мне сделать, чтобы ты снова начала мне доверять?

— Я не знаю, Назар, — глухо произносит она.

Мы молча смотрим друг на друга. Она — с явным подозрением, а я пытаюсь отыскать в ее взгляде хоть что-то, что даст понять: еще не все потеряно.

— Ну, ты решил? — поторапливает меня она, нервно переминается с ноги на ногу.

Решил. Точнее, решение принял уже давно, и оно ни капли не изменилось. Наоборот, стало еще сильнее. Я буду рядом. Буду опорой, поддержкой и защитой. Верну Алису. И никакие возможные Миши у меня ее не отнимут. Не зря говорят: вода камень точит.

— Я согласен, — решительно заявляю.

Похоже, она не ожидала такого ответа, вон как опешила.

— Я… э-э-э… Мы действительно поняли друг друга? — уточняет она, видимо, ищет подвоха.

— Более чем, — грустно усмехаюсь я.

— М-м… Ладно. Тогда тебе пора.

Алиса открывает мне дверь. Перед тем, как выйти, дотрагиваюсь до ее ладони, что лежит на дверной ручке. Она отдергивает руку и хмурится.

Похоже, теперь меня лишили даже мимолетных касаний. Весело.