Сестра! Сестра? - Сью Фортин

– Я понимаю, но мне нужно найти себе дело, чем-то себя занять. Мне страшно останавливаться, я тогда просто рухну. Я не найду покоя, пока Элис не упокоится.

Мы поднимаемся на лифте на один этаж и идем к палате, куда вчера вечером перевели вышедшую из критического состояния Марту. Повернув за угол, мы обнаруживаем суету в коридоре. В палату слева вбегает медсестра, закрывает двери, но я успеваю заметить внутри еще нескольких медиков. Оттуда долетают уверенные, пусть и взволнованные, распоряжения. Другая медсестра выскакивает из палаты и хватает тележку с дефибриллятором.

Я смотрю на доску за сестринским постом, там указано, кто где лежит. Проглядываю имена. «Кендрик Элис – палата 3». Веду глазами по номерам палат. Ноги влекут меня вперед, Люк держит мою руку. Суета происходит в третьей палате.

Я стряхиваю руку мужа, кидаюсь к двери, распахиваю. Медбрат делает Марте искусственное дыхание. Она лежит на полу, рядом белая хлопковая простыня. На конце простыни – петля.

Я зову Марту по имени. Медбрат оборачивается и спроваживает меня в коридор, к Люку.

– Сюда нельзя! Не входите!

Дверь захлопывают, у меня подкашиваются колени, и я падаю в объятия мужа. На пятачке возле сестринского поста стоят несколько кресел, где ждут посетители. Люк усаживает меня.

– Она хотела повеситься, – в недоумении говорю я. – Почему?

Я думала, Марта способна на что угодно, но уж точно не на самоубийство. Я считала ее эгоисткой, безжалостной и бессовестной. Похоже, я заблуждалась.

У американских властей уходит около недели на то, чтобы найти Элис, и еще четыре дня на то, чтобы провести анализы ДНК и подтвердить ее личность. Могила, как назвал полицейский неглубокую яму, находилась в густом участке леса, в нескольких метрах от тропы. В двух шагах от Элис постоянно гуляли люди – туристы, наездники, отдыхающие на пляже, – и никто ее не замечал. Мне очень горько – я была совсем рядом, но даже не догадывалась.

И вот я вновь во Флориде, теперь с Люком, мамой и Леонардом; мы приехали проводить Элис в последний путь.

Сначала мы захотели перевезти ее тело домой, в Англию, но в конце концов решили: домом Элис в конечном итоге стала Америка, пусть с этим и больно смириться, а отцом Элис, что бы мы о нем ни думали, был Патрик Кеннеди, и им следует покоиться рядом.

Мама с Леонардом больше не скрывают своих отношений. Я и правда не понимаю, почему они не сказали мне раньше. Я бы не возражала. Я потихоньку свыкаюсь с тем, что Леонард мой отец. Если думать об этом слишком много, то голова идет кругом, поэтому я позволяю мыслям накатывать на меня время от времени и стараюсь в них не углубляться. Это сложно – не в моем характере пускать все на самотек, однако я учусь. Осваиваю новый подход к жизни – подход Люка. Бросать старые привычки нелегко, но у меня начинает получаться. Я даже сократила себе рабочие часы до трех дней в неделю.

Леонард нанял нового помощника, а наша адвокатская контора теперь называется просто «Карр и Теннисон».

У Люка тоже перемены. Со следующего семестра он будет вести вечерние курсы – по искусству, разумеется. По словам мужа, он хочет вносить финансовую лепту в семью на более регулярной основе. Мне нравится наш новый уклад, а девочки, особенно Ханна, с восторгом ждут моей очереди везти их в школу и садик. Для них новизна, конечно, вскоре притупится, но пока я использую ее по полной программе. И даже приняла приглашение на кофе от новой мамочки, с которой меня познакомила Пиппа – наша с ней дружба вернулась на круги своя, небольшая размолвка в прошлом. Сейчас я ценю общество подруги еще больше.

Во Флориде необычайно прохладный день. Пастор произносит какие-то слова утешения, я смотрю на гроб. Мама стоит рядом со мной, тихонько плачет. Если бы я могла облегчить ее боль…

Рома с Натаниэлем тоже пришли проститься. Я переживала, как они поладят с мамой, но мои страхи оказались беспочвенны. Женщин объединила скорбь по девушке, которая была дочерью им обеим. Вчера они долго сидели вдвоем, разговаривали. Рома делилась воспоминаниями об Элис, и хотя маме порой было больно, это принесло ей некоторое утешение – и принесет утешение в будущем. Рома подарила маме семейные видеозаписи с Элис и конверт с фотографиями, взамен потерянного – я думаю, его забрал из моей машины Том сразу после аварии.

– Спасибо за то, что приехали, – прощаюсь я с Ромой. – И за то, что поговорили с мамой. Это так важно…

Рома обнимает меня.

– Ты напоминаешь мне Элис. Не только внешностью, но и душой. Элис гордилась бы такой сестрой. Она очень тебя любила.

Я сглатываю слезы.

– И я ее всегда любила.

Я возвращаюсь к машине с Люком, мама и Леонард потихоньку идут следом.

– Как ты? – обнимает меня одной рукой Люк.

Я кладу голову ему на плечо.

– Более-менее. Выдержу.

Из окна машины я смотрю на свежую могилу Элис. Если бы все сложилось по-другому!

Помню, как после первого письма от сестры я задумалась – скучаю ли я по ней на самом деле?

До сих пор не знаю, скучала ли я тогда, зато с твердой уверенностью знаю – теперь я по Элис скучаю. И горевать о ней я буду до конца жизни.

В машину садятся мама и Леонард. Люк просит водителя отвезти нас назад в отель.

– В конце концов мы нашли тебя, моя дорогая Элис, – шепчет мама в сторону могилы.

Никогда я еще не была так рада вернуться домой, как сегодня утром. В самолете я сумела поспать, но мама устала и сразу ушла к себе.

– Я поеду в контору, – говорит Леонард. – В выходные наверняка увидимся.

Я его обнимаю.

– Спасибо за все. За заботу о маме. Ты золото.

– Не благодари. Это мое дело. Заботиться о людях. – Он улыбается. – О тебе в том числе.

Я со смущенной улыбкой киваю.

– Спасибо.

– Знаешь, завтра похороны Тома.

Я вновь киваю.

– Я не пойду. У меня противоречивые чувства. Я горюю о Томе, каким я его считала, а потом вспоминаю, каким он был на самом деле, и уже не ощущаю горя.

– Все еще слишком свежо. Мало-помалу будет легчать. Останется шрам, но жить с ним ты сможешь.

Я провожаю Леонарда к машине, иду с ним под руку.

– Знаю. У меня уже есть шрамы. Подумаешь, еще один в коллекцию, – пытаюсь пошутить я.

Останавливаемся у машины.

– Клэр, я все хотел тебя спросить…

– Помню, – медленно говорю я. – Значит, спрашивай.

– Там, на пирсе. Что Том тебе сказал?

– Ничего не сказал, – ровным голосом отвечаю я.

– Он ничего не показывал тебе на телефоне?

– Нет. Не показывал.