Дети грозы. Книга 3. Зови меня Смерть - Мика Ртуть

«Мама, почему? Почему так?!» — Шу бросилась в сердцевину разноцветного смерча, в объятия призрачной королевы.

«Потому что он темный. Темные не умеют любить никого, кроме себя. Забудь о нем, Шуалейда. У тебя впереди длинная и счастливая жизнь, ты еще встретишь достойного мужчину. Того, кто будет любить тебя, а не твое приданое».

«Я уже встретила! Дайм любит меня!»

Мама только покачала головой.

«Брайнон любит тебя, но он — цепной пес. Он не пара тебе. Не спеши, моя девочка. Все светлые шеры империи будут у твоих ног. Выбери с умом».

«Потом. Я подумаю об этом потом, мама. Сейчас мне нужен мой Источник. Скорее, мама! Пусть Бастерхази увидит, что он опоздал, и Дайм… Я не позволю ему убить Дайма!»

Стихийные потоки ласково погладили Шуалейду по голове, зашептали что-то успокаивающее, запели на разные голоса. Они манили, обещали могущество, свободу и счастье — без глупых ограничений, без никому не нужных привязанностей.

Почти как вечный праздник, когда темный шер Бастерхази будет думать и желать за нее. Они так похожи, оказывается, темный шер и Линза. Оба искушают, оба обещают. Оба смертельно опасны.

— Тихо! — велела Шу сладким голосам.

И они замолкли. Потоки настороженно замерли, готовые снова закружить ее, заморочить голову, растворить в себе.

— Три точки опоры, три якоря, — чтобы проще было сосредоточиться, Шуалейда повторяла вслух. — Свет. Кровь светлого шера. Дайм, держись, я скоро!

Фиал со светящейся, словно пронизанные солнцем морские глубины, кровью завис в первой якорной точке. Стихийные потоки изменили направление, начали закручиваться вокруг него.

— Тьма. Ядовитый темный артефакт.

Шуалейда подвесила напротив фиала шкатулку с инкрустацией, мгновение подумала и открыла ее. Тут же из шкатулки выплеснулась тьма, так похожая на ту, что осталась за дверью. На тьму, прогрызающую себе путь сквозь щиты Дайма, сквозь ее собственную решимость.

— Я ненавижу тебя, Роне шер Бастерхази. Ненавижу и никогда не буду твоей! Слышишь?! Никогда! — крикнула Шу, не заботясь, услышит ли ее жадное чудовище, которое пряталось под личиной страстного возлюбленного.

Она дала обещание самой себе, и этого достаточно.

— Сумрак. Третья точка. Равновесие. — Шу встала на равном расстоянии от фиала и шкатулки, позволила стихийным потокам обвить себя, обнюхать, попробовать на вкус и на ощупь.

Позволила проникнуть в себя, закружить, завертеть. Сама протянула руки, коснулась фиала и шкатулки, света и тьмы.

А потом открыла глаза.

Вокруг вихрились лиловые, синие и голубые потоки, словно художник налил в стакан краски и размешивал, а Шу смотрела на красковорот со дна. Оторвавшись от завораживающей красоты, она опустила взгляд на свет и тьму в своих ладонях. На миг стало невыносимо больно — от того, что лишь свет был живым, пульсировал в такт биению сердца. Любящего сердца. А тьма… Тьма казалась разломом в Ургаш, холодный, лживый и мертвый — как душа темного шера.

— Я ненавижу тебя, Роне шер Бастерхази. Ты предал меня. Нас обоих. Будь ты проклят.

Где-то далеко-далеко в ответ на ее проклятие содрогнулось от боли чье-то сердце.

А где-то совсем близко, в ее ладонях, шевельнулся свет. Живой. Горячий.

— Дайм, спасибо тебе, — шепнула она, осознавая, какое сокровище доверил ей Дайм: свое сердце, жизнь и дар. Почти как в единении, только без ответного подарка.

Свет не ответил. Зато солнечные блики скользнули по ее лицу, коснулись губ — почти поцелуем.

— Я тоже люблю тебя, мой светлый шер.

— Люблю, люблю, — отозвалось эхо.

И… Линза словно именно этого и ждала. Вихревые потоки отступили, мир с громким хрустом встал на место.

Шу прижала сгусток света к груди, вздрогнув от удовольствия — показалось, под ладонью котенок пумы. Теплый, мягкий, с шелковой шерсткой и морской бирюзой глаз. Он урчал, обещая не выпускать когти, пока Шу не забывается. Она забеспокоилась, уловив страх и боль котенка. Потянулась мысленно к Дайму:

«Как ты? Я скоро, я сейчас!»

Но зубки тут же вцепились в руку: не отвлекайся!

— Как скажешь, любовь моя, — шепнула она в настороженные черные уши и улыбнулась.

Еще один глубокий вздох. От ног до макушки пробежала щекотная волна: синий поток отделился от красковорота, обвился вокруг лодыжек, влился в нее, пробуя и предлагая.

— Хочешь поиграть? — спросила Шу.

— Поиграть! — радостно откликнулся Источник, обсыпая ее искрами с запахом фейской груши. — Играть, хочу играть!

— Давай поиграем. Вот с этим камешком.

Она указала на полупрозрачный кварцевый диск, будущий алтарь. Сейчас он лежал посреди гостиной, принесенный рабочими и забытый второпях, когда те разбегались прочь по приказу Дайма…

Дайм. Он там один, защищает ее от темного ужаса. Надо спешить!

«Что такое спешить? Зачем спешить? Это весело?» — зазвенели со всех сторон голоса, похожие на голоса фей.

— Да, это весело! Очень весело! Мы сделаем все быстро-быстро, так, чтобы снаружи башни прошла всего минута.

— Да! Весело! Весело! — откликнулись звенящие голоса. — Забудь о времени, давай играть!

— Вы обещали, всего минута!

— Ты обещала — играть, только играть!

— Ладно, договорились. Поднимите этот камень на последний этаж. Можете?

Потоки взвились смерчем, протанцевали к диску и подкинули его под потолок.

Капелью зазвенел смех — со всех сторон, будто смеялась башня. Стены, пол и потолок стали прозрачными. Камень взлетел, завис посреди верхней комнаты. Шу, забыв обо всем на свете и поддавшись веселью Источника, тоже засмеялась, подпрыгнула и поплыла в плотном, упругом воздухе, ухватившись за светящуюся нить, одну из тысяч, пронизавших башню. Нить покалывала, дрожала и пела. Показалось, что башня — арфа, и струны ее продолжаются за облака и небесный хрусталь, где мальчик и девочка играют в мяч, а черный океан лижет белый песок, оставляя на берегу хлопья радужной пены.

— Полетаем? — обернулась девочка с лицом неуловимым и сияющим, как солнечный блик.

— И сделаем фейерверк, — обернулся брат-близнец.

— Иди к нам, Шу. Поиграем вместе! — Голоса их сливались, манили переливами прозрачных ручьев. — Будет весело!

Океан заиграл весенним разноцветьем, взбугрился, потянулся к Шу. В глубине волны звезды кружились в вельсе. Одна звезда приблизилась, увеличилась… и оказалась диском мира Райхи.

Восторг переполнял Шу. Руки тянулись потрогать иголки горных пиков, запустить в океан лодочку из коры. Показались города, дороги. Выросли из песчинок дворцы и дома, по улицам заторопились крохотные человечки.