Вернуться по следам - Глория Му

– Зато Иру я не успокоила… И она теперь будет к нам придираться. И бить Зосю. А с ней так нельзя, ты же знаешь. – Я шмыгнула носом.

– Ты и не должна была успокаивать Иру, Глория, – возразила Лиля. – Ира – взрослая женщина, тренер, а ты всего лишь ребенок. Очень ловкий, цепкий и умный ребенок, с этим не поспоришь, но, дорогая, временами ты слишком много на себя берешь.

– Я не хочу больше заниматься с Ирой, – вмешалась Юлька, – она пугает Тюшу, не только Зоську. А если и Тюша взбесится? Я не удержусь, как Глория сегодня… Я боюсь, Лиля, – закончила Юлька плаксиво.

– Иди-ка сюда.

Юлька подошла и села, а Лиля обняла ее свободной рукой.

– Послушайте меня, дети. Вы не можете заниматься только с теми, кто вам нравится. Ира права, если вы хотите и дальше работать в конкуре, вам придется уйти отсюда в другие школы. Мы ведь всего лишь кружок детской самодеятельности, к нам никто не относится серьезно, а вы уже совсем большие девочки у меня, вам надо двигаться дальше, если вы хотите добиться успеха в спорте. Вам придется сменить тренера, сменить лошадей. Тактик – прекрасный жеребец, но в конкуре, к сожалению, внешний вид лошади играет не последнюю роль. Да и Зоська… В легком классе она прекрасно справляется, может быть, пройдет и в среднем… Но хватит ли у нее сил, чтобы брать препятствия в высшем классе? Там полтора метра и выше, Глория.

– Мне насрать на спортивные успехи, я не брошу лошадь, – мрачно сказала я.

– Солнышко, я знаю, что конюхи все время бранятся, и ты учишься у них плохому, но все-таки следи за речью.

– Извини, Лиля…

– Неужели же все другие тренеры такие, как Ира? – проныла Юлька.

– Конечно, не все, детка, – сказала Лиля. – В русской школе слова «вы любите себя на коне больше, чем коня» считаются оскорблением. Мало кто из настоящих мастеров невнимателен к лошадям, но к ученикам, бывает, относятся очень строго. Не всегда можно так вот, запросто, поговорить с мастером. – Лиля погладила Юльку по плечу. – И Ирину любимую фразу «Я тренер, я лучше знаю» ты не раз еще услышишь. Спорт – это зачастую почти военная дисциплина.

– А сейчас-то что нам делать? – спросила я. – Юлька, ты же не собираешься прямо завтра уходить в другую школу?

– Никуда я не собираюсь от Тюши, – вздохнула Юлька, – мне тоже… э-э-э… накакать на спортивные достижения.

– «Любую лошадь и любую собаку можно научить чему угодно» – твои слова, Глория? – улыбнувшись, спросила Лиля.

– Условно, – нехотя согласилась я, – условно – да. Адика можно научить прыгать, но для конкура он не годится. И Монблан тоже. Можно научить, но зачем? Надо смотреть по способностям. А как я Иру отучу быть дурой? Сахаром ее кормить, что ли?

Юлька захихикала, а Лиля осуждающе – за «дуру» – покачала головой.

– Ладно, девочки, пора домой, поздно уже. Завтра я поговорю с Ирой.

Я притрюхала на конюшню рано-ранешенько, Геша еще и сена не давал. Он ходил сонный, позевывал, чесал то место, где у нормальных людей пузо.

– Ты вообще домой ходила или как? – зевнув и встряхнувшись спросонья, спросил он.

Зоська дрыхла в деннике, как дите, раскинувшееся по кровати. Вранье, что лошади спят стоя. Если им просторно и безопасно, они очень даже любят поваляться, поэтому и нельзя шуметь в конюшне – лошадь может испугаться, резко вскочить и травмировать себя.

Мы разнесли воду, Геша вдруг закапризничал и потребовал чаю, и, пока он разносил кашу, я пожарила яичницу в крохотной чугунной сковородке, вскрыла подрезанную дома банку дефицитного горошка, вытерла влажный от росы стол на улице, и мы сели завтракать.

Молодое солнце дрожало в рассветном воздухе, проснувшиеся псы, зевая и потягиваясь, лениво перебегали от столба к столбу, чтобы переметить свои владения, а потом брели к нам – вдруг чего со стола перепадет? Верещали утренние птицы, и было так хорошо и вольно, точно мы встречали утро не в городском парке, а в лесу.

Геша подобрал хлебом остатки яичницы и объявил, что умеет и любит хорошо пожить.

Я кротко с этим согласилась, оставила его допивать чай и просыпаться, а сама взяла Зоську на проездку в лес.

Вернувшись, мы не застали и следа утренней безмятежности: набежали дети, кто-то переодевался, кто-то седлал, собаки крутились у всех под ногами. Лиля сидела за столом и что-то рассказывала, кучка людей рядом заходилась от смеха. Ира стояла тут же, похлопывала плетью по голенищу и покрикивала на псов – она всегда приходила с двумя-тремя пойнтерами, ее отец был охотником так же, как мой, и она любила разглагольствовать о воспитании собак, – но псы, как и лошади, несмотря на грозный голос, мало ее слушались, повизгивали, когда она доставала кого-то плетью, поджимали хвосты, поглядывали на нее хитро и скоро снова принимались за свое.

«Нет никого упрямее трусливой собаки», – подумала я и подошла поздороваться.

Ира, подняв на меня тяжелый взгляд, разразилась истерическим криком:

– Что она здесь делает? Что здесь делает эта сука?! Пошла вон отсюда, чтобы ноги твоей здесь не было!!! Лиля, ты ее не выгнала? Меня что, никто здесь не уважает?!!

– Ира, Ира, успокойся. – Лиля потянула ее за руку и усадила рядом с собой. – Ну что ты кричишь на девочку, она же не нарочно! Она маленькая, просто не справилась вчера с лошадью, вот и все…

Это я не справилась с лошадью? Я?! Я очень кстати онемела от возмущения, поэтому успела заметить Лилин веселый взгляд и промолчала.

– А… Ну да… – Ира остыла так же быстро, как вспыхнула, улыбка ее лучилась самодовольством. – Я всегда говорила, что Глория не умеет обращаться с животными… И вот к чему привело это ее мерзкое сюсюканье. – Она скривила губы и противно запищала: «Ой-ой-ой, протрите ей седельце кружевным платочком… Ой-ой-ой, лошадке больно…» Лошадь – опасная скотина, ее надо держать в строгости, вот она вчера себя и показала. А таким мягкотелым слюнтяйкам, как ты, не место в спорте! Или ты научишься брать верх над лошадью, или…

Ирины пойнтеры совсем распоясались, пока хозяйка отвлеклась, напрыгивали на Зоську и лаяли. Та рокотала горлом, поджимала ноги, но играючи – она совсем не боялась собак.

Однако Ира, заметив это, схватила плеть, стала осыпать собак ударами и орать:

– Сидеть! Сидеть! Фу! Сидеть!

Собаки, прижав уши, испуганно косились на нее, прикасались на минуту задницами к земле, но тут же вскакивали и снова начинали лаять.

– Сидеть, я сказала! – Ира пнула одного из псов, и тот с визгом откатился в сторону, на остальных замахнулась плетью. Глаза ее превратились в щелочки, челюсти были стиснуты, и даже уши прижаты от злости.

И тут искрящийся, холодный, как лед, бес веселого гнева толкнул меня под локоть, и я негромко проговорила:

– Разве ты не знаешь, что не стоит подавать животному команду более двух раз, а лучше добиваться послушания с первого раза?.. Вот так: сидеть, Зося!