Северная сторона сердца - Долорес Редондо

ответила по телефону Такер. — Разъезжая в одиночку, он получает пространство для маневра, у него есть алиби и перед коллегами-полицейскими, и перед спасательной группой. Он полицейский, плюс у него есть удостоверение, подтверждающее, что он является членом спасательной группы, и в разгар катастрофы он остается незамеченным. Даже если его узнаˊют, он превратится в героя, особенно если скажет, что масштаб катастрофы слишком велик и в последнюю минуту он все-таки решил присоединиться к группе.

Выслушав Такер, Дюпри кивнул.

— Джонсон, а вы что думаете?

— Мне кажется, мы слишком спешим. Первым делом надо проверить, не возникла ли в самом деле чрезвычайная ситуация, помешавшая ему приехать. Есть еще некоторые вещи, которые не вписываются в эту теорию. Но поскольку мы рассматриваем лишь возможность, я признаю, что все выглядит вполне правдоподобно…

— Да, — признался Дюпри. — Первоначально и у меня эта гипотеза вызывала много сомнений. Поездки с группой позволяют Нельсону оказаться на месте преступления, но все это время он находится под присмотром коллег; не так-то просто скрыться на достаточное время, чтобы убить целую семью… Но в свете новых данных все кажется гораздо проще, чем я думал. В качестве оправдания он утверждает, что был занят на работе или понадобился в другом месте. Если они подчиняются местным властям и группы разделяются, их участники могут поручиться разве что за своего напарника, но даже Мейгс говорит, что в какой-то момент напарники могут разойтись. Например, они считают, что Филу Лоренцо, который сейчас работает одновременно в Благотворительной больнице и «Супердоуме», будет трудно оторваться от группы на, скажем так… сколько времени, по-вашему, требуется, чтобы добраться от базы до места преступления, убить нескольких человек и вернуться?

На пару секунду голос Такер заглушали помехи на линии, но вскоре он послышался снова:

— Само убийство — от двадцати минут до получаса, максимум час; мы можем предположить это по показаниям свидетеля. Он выезжает на работу, быстро все выполняет и уезжает, что отлично соответствует профилю и характеристикам Композитора. Готовится заранее, но не тратит время на злорадство — это противоречило бы его желанию «очистить» приговоренных, да еще обставить все так, будто убитые — всего лишь еще одна жертва урагана. Другое дело, сколько времени у него уходит на перемещения. В разгар катастрофы передвигаться не так-то просто, к тому же не забывайте, что он должен добраться до пострадавших первым, опередив какие-либо другие спасательные силы. И все это в условиях поврежденных средств коммуникации, разбитых и непроезжих дорог… То есть у него на пути может возникнуть множество препятствий. Но главное: мы до сих пор не знаем, как он выбирает семьи.

Прислушиваясь к коллегам, Дюпри наблюдал за Амайей. Она молчала, опершись на разделительную панель. За последние несколько часов что-то в ней изменилось. Это была не просто усталость. Лицо побледнело, черты заострились, в глазах читалась болезненная решимость, как будто она понимала нечто такое, чего другие не знали. Пока ее спутники беседовали между собой, Амайя стояла неподвижно, уставившись в пол, словно силясь додумать терзавшую ее мысль.

— Саласар, — окликнул Дюпри.

Она подалась вперед. Вопреки измученному виду, голос ее был ясен, а тон тверд:

— Мы все согласны с тем, что Композитор и Мартин Ленкс, вероятно, один и тот же человек.

Ее коллеги кивнули.

— Но у меня есть серьезные сомнения в том, что Нельсон замешан в этом деле, — произнесла Амайя, жестом пресекая любые протесты. — Да, я понимаю, что он соответствует профилю, но все указывающие на него улики — косвенные. От Ленкса у нас есть сценарий, фотографии и письмо, которое он оставил полиции. Композитору тоже принадлежит определенный сценарий, и это единственные подлинные улики, на которые мы рассчитываем, чтобы поймать убийцу. Место преступления помогает сделать выводы о том, как он вел себя во время убийства, и это основа, на которой держится все наше расследование. Шесть сценариев, разбросанных по стране, и еще один восемнадцатилетней давности, когда Мартин Ленкс убил свою семью. Конечно, он вынужден противостоять природным явлениям, ярости ураганов и штормов, но если взглянуть на преступления, каждый из сценариев выглядит безупречным, как и его оригинал в музыкальной комнате далекого и сейчас уже всеми забытого особняка.

— Мы всё уже обсудили, к чему вы клоните? — раздраженно спросила Такер.

Не обращая внимания на ее тон, Амайя продолжила:

— Я хочу сказать, что во время ссоры с женой из-за детей Нельсон разнес гостиную и разломал мебель; капитан из Галвестона сказал, это «выглядело так, будто ураган пронесся».

— Как и во всех остальных сценариях, — заметил Шарбу.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, и именно в этом наша ошибка. Нельсон разломал вещи у себя в гостиной, потому что вышел из себя, поссорившись с женой, и это было не в первый раз. Нельсон подвержен приступам гнева. Он просто зверь, неспособный контролировать себя в моменты ярости. Он вел себя так и раньше, но на этот раз жена собрала вещи и ушла. Мартин Ленкс пережил годы разочарований, годы неудач, когда все шло не так, как он планировал; к этому добавилось предполагаемое непослушание детей, слабоволие жены, отказ в должности, о которой он мечтал… Кроме того, из материалов следствия мы знаем, что у него имелись долги; несколько раз он брал ипотеку на дом, но все его замыслы шли насмарку. Но за все время, предшествовавшее убийствам, он ни разу никому не показал — ни семье, ни коллегам, ни прихожанам своей церкви, — что чем-то недоволен. В показаниях всех его тогдашних знакомых подчеркивается, что он отлично себя контролировал, был сдержан, безукоризненно воспитан и предупредителен. Мартин Ленкс стоически воспринимал все свои неудачи, и этот факт следует учитывать. С момента первого преступления — убийства матери, и до последнего — убийства старшего сына, вернувшегося из школы, прошло много часов. И все это время он спокойно сидел дома в компании убитых близких. У него было достаточно времени, чтобы осознать последствия своих действий, выйти из себя или сойти с ума, однако он этого не сделал. Затем он направился на кухню, достал бумагу и ручку с синими чернилами и неторопливо написал трехстраничное письмо священнику своей церкви. В письме не было ни орфографических ошибок, ни описок. Графологи утверждают, что, когда его писал, он был совершенно спокоен. Это письмо он оставил на столе. Остальная часть истории вам известна. Ничто, ни один поступок Мартина Ленкса не был бездумным или совершенным под действием гнева и ярости. Он не склонен поступать инстинктивно или опрометчиво. И в каждом из шести убийств за последние восемь месяцев схема повторялась с феноменальной точностью.

«Неужели ты думаешь,