Девушка и ночь - Гийом Мюссо

На другой фотографии была изображена моя мать – она стояла скрестив руки, на ней был строгий английский костюм, волосы забраны в пучок, на лице бесстрастное выражение. А у нее за спиной возвышалась массивная фигура Франсиса Бьянкардини в неизменной кожаной куртке. В одной руке Франсис держал мастерок, а в другой долото.

И тут в глаза мне бросилось очевидное. В 1997 году, через пять лет после убийств и за несколько месяцев до увольнения с должности, мать вместе со своим любовником решила извлечь тела из стены спортзала. Не могли же они и дальше жить под дамокловым мечом. А чтобы оправдать участие Франсиса, они разыграли сцену вандализма. Ремонтные работы были проведены во время рождественских каникул. Это было единственное время, когда лицей практически пустовал. Путь, так сказать, был свободен, и Франсис – на сей раз с помощью Ахмеда – перевез тела в другое место, избавившись от них раз и навсегда.

Мы так боялись, что трупы обнаружат, а они уже лет двадцать как покоились где-то за пределами лицея!

В некоторой растерянности я снова взглянул на Франсиса. Своим острым взглядом он как будто пронизал фотографию изнутри, а через фотографию и всех тех, кто однажды мог бы встать у него на пути. Это был стальной, слегка заносчивый взгляд, который говорил: я никого не боюсь, потому что всегда смогу упредить опасность.

Пьянелли ретировался без лишних слов. А я неспешно двинулся по дорожке обратно, к друзьям. Успокоившись, я последний раз перечитал газетную статью. И, приглядевшись к изображению матери на фотографии, заметил у нее в руках связку ключей. Ну конечно, тех самых – от спортивного зала. Ключей от прошлого, которые при всем том открывали мне дверь в будущее.

Привилегия писателя

Прямо передо мной, сантиметрах в тридцати, лежат шариковая ручка «бик-кристалл» и блокнот в клеточку. Мое единственное и неизменное оружие.

Я сижу в лицейской библиотеке, на своем старом месте – в нише у окна с видом на выложенный плиткой дворик и увитый плющом фонтан. В читальном зале пахнет воском и оплавленными свечами. На стеллажах у меня за спиной пылятся старые учебники литературы.

После того как Зели вышла на пенсию, дирекция лицея решила назвать в мою честь корпус, где помещался театральный кружок. Но я отказался и предложил кандидатуру Жан-Кристофа Граффа. Впрочем, я согласился составить и произнести перед учащимися вступительную речь.

Я снимаю с ручки колпачок и начинаю писать. Всю жизнь я только этим и занимался. Писал, влекомый двойным противоречивым порывом: воздвигать стены и распахивать двери. Стены – чтобы оградить действительность от разрушительной жестокости, а двери – чтобы вырваться в параллельный мир, ту же действительность, но не такую, какая она есть, а такую, какой она должна быть.

Получается не всегда, зато порой, пусть на несколько часов, вымысел воистину становится сильнее действительности. Быть может, в этом и заключается привилегия художников – в общем и писателей – в частности: время от времени побеждать в боях с действительностью.

Я пишу, зачеркиваю и снова пишу. Исписанных страниц становится все больше. Так, мало-помалу рождается новая история. Альтернативная история, объясняющая то, что случилось на самом деле в тот роковой вечер 1992 года – вернее, в ночь с 19-е на 20 декабря.

Представьте себе… Снег, стужа, ночь. Представьте себе то самое мгновение, когда Франсис вернулся в комнату Винки с намерением замуровать девушку. Он подошел к ее телу, лежащему в теплой постели, приподнял и, призвав на помощь всю свою недюжинную силу, понес ее на руках, как принцессу. Но не в сказочный замок. А на погруженную в стылый мрак стройку, где пахнет бетоном и сыростью. Он шел один. Если не считать, что попутчиками ему были его демоны и призраки. Ахмеда он отослал восвояси. Он опустил тело Винки на лежавший на земле брезент и зажег на стройке все огни. Он как завороженный глядел на тело девушки, не смея даже представить себе, что сейчас зальет ее бетоном. Несколько часов назад он без малейших колебаний избавился от тела Алексиса Клемана. Но сейчас был другой случай. Сейчас у него на душе кошки скребли. Он долго глядел на нее. Затем подошел к ней и набросил на нее покрывало, как будто для того, чтобы она не замерзла. Какое-то время, пока по щекам у него текли слезы, ему и в самом деле казалось, что она еще жива. Ощущение было настолько сильным, что ему даже чудилось, как слегка поднимается ее грудь.

А потом он вдруг понял, что Винка действительно дышит.

Черт возьми! Неужели такое возможно? Аннабель хватила ее по голове чугунной статуэткой. У малышки в желудке переваривался алкоголь с таблетками. Транквилизаторы, понятно, замедляют сердечный ритм, но ведь еще совсем недавно, осматривая Винку, он не заметил у нее ни малейших признаков пульса. Он припал ухом к груди девушки и стал слушать ее сердце. То была самая прекрасная музыка, какую он когда-либо слышал.

Франсис не колебался ни минуты. Он не собирался добивать девчонку лопатой. Он бы не смог. Он перенес Винку к своему внедорожнику, уложил ее на заднее сиденье и направился в сторону массива Мерканртур, где у него был охотничий приют. Небольшой такой домик в горах, где ему иной раз случалось ночевать, когда он приезжал в Антрон[168] поохотиться на серн. Обычно он добирался туда за пару часов, но сейчас из-за сложной обстановки на дорогах путь занял у него в два раза больше времени. Уже светало, когда он наконец дотащился до границы Альп Верхнего Прованса. Он переложил Винку на диван в охотничьем домике, затопил камин, натаскал побольше дров и поставил кипятиться воду.

По дороге Франсис много думал и принял решение. Если малышка очнется, он поможет ей исчезнуть и начать все сызнова. Другая страна, другая личность, другая жизнь. Как по программе защиты свидетелей. С той лишь разницей, что ему придется обойтись без поддержки государственных органов. Он решил обратиться за помощью к Ндрагете. Калабрийские мафиози давно прибегали к его помощи, чтобы отмывать свои деньги. Вот он и попросит их перебросить Винку в какое-нибудь тихое местечко. Франсис понимал, что затевает трудное дело, но он давно свыкся с мыслью, что жизнь посылает человеку только такие испытания, какие ему по силам. Добро влечет за собой зло, а зло влечет за собой добро. Так было в его жизни.

Франсис сварил себе большую кружку кофе, опустился на стул и стал ждать… И Винка очнулась.

Потом прошли дни, месяцы и годы. И вот в одном прекрасном месте объявилась молодая женщина, которая когда-то не оставила после себя ничего, кроме выжженной земли: она будто родилась второй раз.

Итак, в одном прекрасном месте жила-была Винка…

* * *

Вот и вся моя история. Она основана на всех деталях и признаках, которые мне удалось восстановить в ходе моего расследования, включая предполагаемые связи Франсиса с мафией, денежные переводы в Нью-Йорк, мою нечаянную встречу с Винкой в Манхэттене.