Сарацины. От древнейших времен до падения Багдада - Артур Джилман

Приняв лично командование своей армией, халиф повел ее через Мосул и Антиохию в Тарзус, откуда он осуществил вторжение во владения императора, захватив крепости и взяв пленных. Однако к зиме он вернулся в Дамаск. Следующей весной Феофил начал переговоры о мире, но какое-то нарушение этикета в самой процедуре переговоров оскорбило халифа, и тот предпринял новую кампанию, на этот раз дойдя до Гераклеи (в Вифинии?). Причинив большие разрушения, к зиме он вновь возвратился в столицу Сирии. Война продолжалась весь 832 год, в ней приняли участие и халиф, и император, а в центре военных действий оказалась Киликия. Именно там в 833 году Мамун внезапно умер, по-видимому, съев чересчур много свежих фиников, присланных ему с Востока. Последними его словами были призывы к милосердию, обращенные к брату Мотасиму. Он советовал ему править во благо своему народу, особенно человечно отнестись к детям Али, так как они — потомки пророка и заслужили этого.

Такова судьба одного из величайших правителей, о котором мы не могли не упомянуть в нашем изложении истории сарацин. В летописях этот правитель прославлен за свое милосердие, чистоту нравов, справедливость и терпимость. Как военачальник, он был не столь выдающимся, как его отец. Но он продолжал начатое Харуном насаждение просвещения и образованности, и его царствование часто сравнивали с эпохой Медичи в Италии и Людовика XIV во Франции. При Мансуре и Харуне наука еще не сделала значительного прогресса, невзирая на все их усилия, но его двор был настоящим средоточием учености, где светила науки чувствовали себя как дома. О нем говорили, что людей науки он считал существами, избранными Аллахом для совершенствования человеческого разума, без которого человек вернулся бы к примитивному варварству. О нем рассказывали, что когда его осуждали за то, что он поставил христианина во главе колледжа в Дамаске, Мамун ответил: «Я избрал этого ученого человека не в качестве моего наставника в религии, но в качестве своего учителя в науках». В этот золотой срединный период царствования богатства влекли за собой роскошь, а наука и словесность способствовали огрублению нравов, смятению умов. Греческие трактаты по астрономии, географии, философии, медицине были переведены на языки Сирии и Аравии, было организовано народное образование, в котором теория и практика шли рука об руку. А халиф был умным организатором всего процесса в целом.

В это время процветает философ Аль-Кинди (Абу- Юсуф ибн Исаак), а также христианский автор, также именуемый Аль-Кинди, произведение которого, известное как «Апология Аль-Кинду», сохранилось до наших дней — в нем он убеждает своего друга принять христианство. Это одно из свидетельств той терпимости, которая царила при дворе Мамуна, так как подобная работа была опубликована, а автор не был наказан за своё безрассудство. Автор отказывает Мухаммеду в пророческом даре, он трактует ислам с поразительной свободой, с кипучей яростью нападает на него, и во всем этом сказывается влияние, которое оказал на умы указ халифа о книге пророка. Автор — христианин из Армении — приводит доводы в пользу собственных религиозных взглядов и превозносит греческие и иудейские Писания с одинаковой силой и смелостью.[100]

Мамун назначил своим наследником брата Мотасима, однако армия решительно воспротивилась ему, высказавшись в пользу Аббаса, сына Мамуна. И когда опасность готового вот-вот разразиться мятежа нависает над страной, Аббас, движимый чувством патриотического долга, бросился к ногам дяди и присягнул ему на верность. Возмущение тут же улеглось, но семена разложения, посеянные Мамуном, проросли, и Мотасим, продолжая начатое, усугублял процесс. Он продолжал преследовать тех, кто рассматривал Коран в свете воззрений Мухаммеда, и его действия настолько сильно возмущали население, что он стал побаиваться за свою безопасность. Окружив себя телохранителями, набранными из преступников, которых переловили в Туркестане, он и дальше продолжал курс на иностранное влияние, установленный Мамуном, что противоречило интересам арабов. И настолько враждебное к нему чувство росло среди граждан Багдада, что пришлось решиться выехать из столицы. Именно поэтому встал вопрос о строительстве нового города — приблизительно в 60 милях на северо-западе. Город назвали Самарра.

Настало время вспомнить о секте, возникшей при прежнем халифе, в горах Армении, чьи воззрения основывались на незамысловатом фундаменте противостояния всему, что было в исламе. Если Коран проповедовал трезвость, эти безрассудные люди призывали к пьянству; если Коран призывал к чистоте, они звали к буйному наслаждению, ставившему человека вровень с животными. Если мусульманам свойственно неприятие кражи, те, не задумываясь, воровали, грабили, отбирали чужое. К своим безумным заблуждениям они примешивали еще некоторые установки магианизма — веры в переселение душ, и определенные догмы другой секты — исмаилитов. Главой новоявленных сектантов был отчаянный авантюрист по имени Бабек (которого называли еще Кореми, то есть «сластолюбец»). Пару лет он почти безнаказанно осуществлял свою гнусную деятельность, опустошая многие цветущие регионы Армении и Ирака.

Наконец, он набрался наглости угрожать самой столице. Поднялась паника. Армию, которая направлялась на усмирение злодея, Мотасим доверил военачальнику турецкого происхождения, и тот столкнулся с Бабеком в Азербайджане, самой северной части Персии, близ озера Уру- мия, и, обратив вначале в бегство, в конце концов захватил. Бабек был доставлен в Багдад и на спине слона был выставлен на обозрение в центре города, подвергнут насмешкам и издевательству толпы, после чего был передан в руки палача (837 г.). Его взгляды не умерли вместе с ним, тем не менее, партия, душой которой он был, потеряла свою политическую силу.

Император Феофил воспользовался этими потрясениями, чтобы возобновить противостояние, приостановленное со смертью Мамуна. Театром военных действий стала Кападокия. Для опустошения регионов вблизи реки Оке им были использованы кровожадные дикие звери. Он же рассчитывал внедрить на территории халифата шпионскую сеть, а для подкупа нестойких жителей Багдада прибегнул к золоту. Все это, так или иначе, способствовало продлению конфликта. Наконец, в 836 году, он бросил стотысячную армию к сирийской границе, которая двинулась, окружая города, разоряя местность, до самой Месопотамии. Оттуда она направилась к Мелитине, в Кападокию и в конце концов вернулась к Константинополю. В ходе кампании армия конечно же предавалась всем мыслимым и немыслимым бесчинствам, но к концу пути силы ее иссякли. Халифа вывели из себя причиненные его землям разрушения. Он взял на себя командование войском, насчитывавшим, как полагали, двести двадцать тысяч воинов, и выступил на Амориум, город, считавшийся богатейшим и самым населенных из всех, принадлежавших империи. На круглых щитах всех солдат было начертано название населенного пункта, зловещего места назначения, куда неуклонно устремилась вся армия. Достигнув города после многомесячного марша, арабы и турки взяли город в осаду и сумели войти в него, благодаря предателю, который указал слабые места укреплений. Последовавшая затем резня имеет немного параллелей в истории сарацин. Большая часть жителей была перебита. Император обратился за помощью к европейским правителям, в частности к франкскому императору Людовику Благочестивому. Однако в ходе переговоров все трое участников умерли — Людовик в 840 году, Мотасим — в 841-м, а Феофил — в 842-м.