И корабль тонет… - Владимир Гурвич

— Ты с ума сошел, что ты говоришь! — Марина почувствовала, что испугалась по-настоящему, она нисколько не сомневалась, что он не шутит, а всерьез обдумывает эту идею.

— А что тут такого, — нарочито невозмутимо пожал плечам Филипп. — Много людей так поступают. У меня был друг, но не друг, а приятель. Он мне эту мысль и подал.

— И что с ним случилось? — с нарастающей тревогой спросила Марина.

— Он выбросился из окна.

— Насмерть?!

— Разумеется, это был седьмой этаж. У него был идея: с седьмого этажа на седьмое небо. Не правда ли, здорово?

— Лучше не бывает. Но ты же не собираешься…

— Как знать. Это может случиться внезапно. У приятеля это произошло из-за любви, от него ушла его девушка. Вот он и решил не жить без нее.

— Но у тебя же с этим делом все хорошо, — пристально посмотрела на него Марина.

Филипп вместо ответа вдруг стал смотреть в сторону. По его лицу Марина не могла ничего прочесть. А неизвестность только усиливала тревогу.

Марина мягко взяла его за руку. Он ее не отнял, и это обнадежило девушку, что все еще может завершиться благополучно. И для Филиппа. И для нее. Лучшего момента не найти, чтобы сделать то, что требует от нее его отец.

Марина вплотную подошла к юноше. Ее мозг работал, как часы. Когда-то ее соблазнил один парень, теперь настал ее черед соблазнять. Ее грудь касалась его груди, и она видела, что это самое легкое, начальное соприкосновение тел не оставило его безучастным. Дыхание Филиппа участилось, он снова покраснел. Только на этот раз его краснота явилась не результатом раздражения, а совсем иных чувств.

Она сделала еще шажок вперед. И теперь ее грудь уже уперлось всей своей приличной массой в его грудь. Еще ни разу этот маневр не оставлял ни одного мужчину равнодушным.

Она хотела поцеловать его в губы. Но не успела, внезапно Филипп резко отскочил от нее. При этом выражение его лица было таким странным, что Марина снова забеспокоилась. Черт знает, как общаться с этим отпрыском; когда все вроде бы на мази, он вдруг начинает вести себя непостижимо.

Может, он просто испугался, у совсем молоденьких юношей такое случается, их влечет к женщине, но они пугаются своей неопытности. И задача женщины растопить этот лед неопытности, помочь справиться с нерешительностью и застенчивостью.

Марина двинулась к Филиппу. И остановилась, пораженная выражением его лица. Таким его она еще не видела. Оно было искажено сильным страхом, словно бы она собиралась не заняться с ним любовью, а его убить.

— Ну что ты, милый, — пробормотала она, — я не причиню тебе ничего плохого. Я доставлю тебе огромное удовольствие. Хочешь?

Теперь выражение лица Филиппа сделалось каким-то загнанным. Он смотрел на нее с отчаянием обреченного. И Марина никак не могла определить, что же с ним такое творится и что она делает не так? В ее жизни было пару мужчин, у которых она была первой женщиной. Те тоже вели себя стеснительно, скованно, но при этом никакого страха, никакой паники не испытывали. Это нормально, когда люди занимаются этим впервые, то они в той или иной степени зажаты. Но секс тем и хорош, что дарует человеку освобождение. Но то, что происходило сейчас, никак не укладывалось в границах ее предыдущего опыта.

Так как на свой вопрос она не получили ни положительного, ни отрицательного ответа, Марина решила сделать еще одну попытку. Она попыталась снова приблизиться к юноше. И ей показалось, что это удалось, ее выступающую вперед грудь своим острием снова коснулась его груди. Но едва это случилось, как Филипп вдруг так резко ее оттолкнул, что Марина отлетела к противоположной стене, споткнулась о стул и с шумом упала на пол. Филипп же устремился к выходу. Еще через пару мгновений дверь захлопнулась.

Марина сидела на полу и смотрела на дверь, за которой только что скрылся ее гость. Ее охватило такое отчаяние, что на глазах даже показались слезы. Ей не удалось выполнить задание, а значит, она ничего не получит от Шаповалова. Но ведь она не виновата, она действовала абсолютно верно. Что же теперь делать?

62

Ольга Анатольевна нашла мужа на носу яхты. Он смотрел, как разрезает она волну, разделяя сплошное поле воде на две пенные дорожки. Несколько секунд она наблюдала за ним. К ней вдруг пришла испугавшая ее мысль: а не является ли ошибкой вся их так называемая жизнь, как иногда именовал ее Шаронов? Правильно ли они сделали, что встали на этот путь? Чем, в сущности, плохо обычное существование, если оно опирается на здоровое моральное основание, если в нем нет места лжи, лицемерию, предательству, стяжательству? Если оно одухотворено подлинным творчеством? А теперь они ушли от всего этого куда-то в даль. Но только есть ли у них уверенность в том, что им известно, где они сейчас находятся и куда направляются? Они много с ним говорили об истине. Но ей иногда кажется, что эти разговоры не приближают к ней. А может и отдаляют. Никто точно этого не знает. Они движутся по какой-то траектории, и это движение принимают за единственно верное направление. Но где хоть какая-то гарантия, что это именно так, а не иначе. Все это не более, чем их представление об этом, еще одна очередная иллюзия, которые столь обильно насылаются на человечество.

Ольга Анатольевна резко мотнула головой, как бы пытаясь выбросить эти мысли из головы. Удивительно, что они всплыли именно в тот момент, когда у нее большое горе. Как такое могло случиться, не понятно. Раньше ничего подобного с ней не случалась, она всегда была целостной натурой. Нет, то, о чем она размышляла минуту назад, все это пустое и ненужное, На самом деле, у нее нет сомнений в правильности сделанного ими выбора.

Ольга Анатольевна подошла к мужу. Тот обернулся к ней. И ей показалось, что он был недоволен тем, что его побеспокоили.

— Оля, посмотри как красиво, меня так завораживает это зрелище, — показал он на пенный след.

Но она даже не взглянула.

— Я только что получила письмо по электронной почте.

— От кого? — сразу же насторожился он.

— От лечащего врача сына. Он пишет, что негативный процесс ускорился. И нужно торопиться с операцией. Чем раньше ее сделают, тем больше шансов на положительный исход.

— Но у нас же нет нужной суммы.

— Скажи это болезни, пусть приостановит свое развитие до того момента, когда у нас появятся деньги.

— Что же ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты чаще вспоминал, что ты отец.

— Я этого никогда не забываю.

— Тогда докажи.

— Я должен это доказывать?

— К сожалению, да. Ты понимаешь, что если мы не будем ничего делать, мы можем потерять сына.

— Я все время думаю об этом.

— Что толку думать, если ничего при этом не меняется.

— Но я не знаю, где достать эти проклятые деньги.

Эту фразу она не собиралась произносить, ее даже не было у нее в голове, по крайней мере, ей так казалось. Но она сорвалась с ее губ, как срывается камень с края ущелья.