Маруся. Столичные игры - Галина Гончарова

Казалось же, обычная сопля! Как его так нюх подвел? Шуйский лично посмотрел на девушку, да и Виталик ее прощупал, на первом же балу, и что? Ничего особенного. Откуда потом что взялось? Откуда ум, откуда гордость? Кровь проснулась? Что-то она ни в ком так громко не просыпается…

Нет, непонятно.

Но долго предаваться отчаянию Шуйскому не дали. В дверь постучали, и вошел Виталий.

– Отец?

Виталий был побочным сыном. Но старшим и любимцем. И магия у него была своеобразная, от матери – мага воды он унаследовал дар к магии разума. Пусть не самый сильный, пусть маленький, но ведь и иголкой убить можно, разве нет? Виталий старательно развивал невеликие раньше способности и добился значительных успехов в воздействии. Он мог заставить полюбить себя – или возненавидеть, мог внушить человеку любое чувство. Сколько продлится воздействие? Зависит от того, чего хотел сам Виталий.

– Проходи. Какие новости?

Виталий вздохнул и принялся выкладывать на стол хлеб, окорок, яблоки.

– Перекуси.

Посреди стола опустилась фляга с водкой.

– Юрт перетряхивают вдоль и поперек. Тебя ищут. Надо уходить.

Руки Василия сжались в кулаки.

– Уходить…

– Поймают – повесят.

– Тебя не поймали…

Виталий пожал плечами.

– О моей роли в истории никто не подозревает. Но уж больно хороший случай представился снова подставить Матвеевых… а как эта дура выла!

– Думаешь, поверят?

– А больше там никого не было. Куда они денутся…

Матвеев давно стоял костью в горле у Шуйских, но силы были несравнимы. Да и зачем самому бодаться с врагом? Зачем убивать буйвола? Натрави на него леопарда и прибери, что останется. Тебе хватит… в крайнем случае, леопардовая шкура – тоже отличный трофей.

Так Шуйский и поступил, но в этот раз все пошло наперекосяк. И уходить просто так, не отомстив…

Нет!

Шуйский подумал недолго, а потом посвятил сына в свой план. Виталий думал дольше, а потом покачал головой.

– Отец, во-первых, это быстро сделать не успеешь. Просто не достать это все быстро.

– Я подожду.

– И уйти не удастся.

– И не надо.

– Ты погибнешь.

– Виталик, у тебя еще все впереди. А что мне делать за границей?

– Денег у тебя хватит.

– Денег… проживать остаток жизни? Да?

Виталий пожал плечами, как бы говоря – и что? Теперь не жить?

Шуйский вздохнул.

Есть вещи, которые попросту не поймет молодежь. Пока они молоды, им кажется, что весь мир лежит у их ног. И только с возрастом приходит осознание – да, лежит. Как громадное дерево под ногами муравьев. Мурашом больше, мурашом меньше…

Есть ли дереву разница?

Нет.

Лучше вспыхнуть один раз, чем тлеть еще сто лет.

Не хочет он уезжать. И жить на чужбине не хочет. В том-то и дело, что чужбина. Чужая земля, чужие люди, речь, обычаи, вера… все чужое. И останется ему иллюзия жизни…

Нет, этого Шуйский не хотел.

– Ты сможешь достать, что нужно?

– Да, отец.

– Вот и отлично. Достань – и уезжай. Я расскажу тебе про все счета, живи…

Виталий кивнул.

– Хорошо. Пусть так, если ты не передумаешь.

– Не передумаю. А ты постарайся мне родить сильного внука. От сильной магички.

Виталий кивнул.

Хотя… сильной?

Пока его магии не поддалась лишь одна женщина. Княжна Горская, нынче госпожа Храмова. Очень интересная женщина, не правда ли?

Жаль, она не поедет за границу.

Или?

Надо это обдумать. Обязательно…

Мерно тикали настенные часы, отсчитывая оставшиеся спокойные минуты.

Утро.

Солнечный зайчик пощекотал нос и игриво нырнул в ухо. Там тоже стало тепло.

Я возмущенно чихнула.

Нет, ну что это такое? Скачут тут всякие, солнечные, отоспаться не дадут… ой!

А на чем… на ком я, собственно, выспаться изволила?

Как оказалось, ночью я умудрилась залезть сверху на Александра. Обхватила его руками и ногами, заякорилась и уснула. И, судя по некоторым признакам, мужчина был не против. И смотрел на меня из-под ресниц с некоторым лукавством.

– Доброе утро, Машенька?

– Ой… Да… то есть – доброе утро, Саша.

Тело чуть ныло, но усталость была приятная, правильная усталость. Я чуть шевельнулась… м-да.

А это я зря сделала. Чует мое сердце, что с таким подходом мы не скоро из спальни выйдем. И искорки в глазах Благовещенского это подтверждают. Хотя…

– Маша, ты спишь еще?

Ваня.

– Машка, там такое в газетах! Вылезай, сейчас в шоке будешь!

Я вздохнула и принялась сползать с самым виноватым видом. Я бы и рада остаться, но… Семья. Это такая семья, что тут еще сказать?

Александр весело рассмеялся, притянул меня к себе поближе и крепко поцеловал в нос.

– Маша, ты чудо. Не жалеешь?

– О чем?

– О чем угодно?

Я покачала головой.

– Нет. А ты?

– Я тоже. Но учти – я тебя теперь не отпущу.

– И не отпускай, – махнула я рукой. – Не надо, не отпускай…

В кои-то веки мне захотелось петь. Ёжь твою рожь, как я давно не пела? С тех пор, как попала в этот мир, наверное, ни разу. И не надо говорить, что у меня ни слуха, ни голоса… есть у меня и то, и другое. Просто голос очень слабенький. Для себя спеть – сойдет, а кому-то другому лучше не надо.

– Любовь, любовь – наш господин…[13]

Слова песни буквально рвались с губ. Уютные такие, веселые.

Александр послушал пару минут.

– Чей это романс?

– Музыка народная, стихи народные, – отчеканила я. И замурлыкала дальше: – О том, что не в капусте их нашли…

Долго мурлыкать, правда, не пришлось. Накинуть рубашку – спали-то мы голыми – пеньюар да и открывать. Благо Александр тоже успел упаковаться в халат поверх пижамы.

Ваня влетел – и аж затормозил.

– А… Александр?..