Казино. Любовь и власть в Лас-Вегасе. Риск, азарт, искушение - Николас Пиледжи

«Фрэнк был напуган до смерти, – рассказывал Мюррей Эренберг. – Он был достаточно замкнутым парнем. Никогда не показывал свои эмоции. Никогда. Держал все внутри. Поэтому тот вечер, когда он позвонил мне и попросил приехать, стал исключением. Тогда я впервые услышал панику в его голосе. “Приезжай, – сказал он, – и возьми ствол”. Сказал, что ему нужна защита. Хотел, чтобы рядом с ним был еще кто-то. Сначала я подумал, что ему нужна юридическая защита, свидетель или типа того. Я ответил: “Не волнуйся, я скоро буду. Я захвачу охотничье ружье сына”. Когда я увидел его, он находился в шоковом состоянии. Я впервые в жизни видел его таким, хотя мы работали вместе долгие годы.

Когда я приехал, он успокоился, и мы даже успели немного задремать на своих местах, но тут послышался шум. Мы подскочили, вышли наружу, и перед нами показалась Джери. Она была пьяна в стельку. Ее глаза бешено горели. Она была не в себе. В полном безумии. Она влетела в гараж через дверь. Помяла машину. Я стоял рядом. Она едва не проехалась мне по ногам. Она даже не стала ждать, пока дверь гаража поднимется. Она продавила ее снизу.

Ее не было всю ночь».

«Я слышал ее через закрытые окна машины, – рассказывал Левша. – Я слышал, как она сказала:“Где мои дети, ублюдок?”

Джери никогда не вела себя так. Поэтому я еще сильнее убедился в том, что она не в себе. Выпивка? Таблетки? Наркотики? Я не знал, что именно.

Я попросил ее опустить стекло, она сделала щель примерно в дюйм, после чего я подошел как можно ближе и попросил ее успокоиться: “Давай все обсудим. Без глупостей”.

“Пошел на хер”, – завизжала она, воткнула передачу и въехала в полуопущенную дверь гаража.

Все соседи проснулись и вышли на улицу, в этот же момент к дому подъехала пара полицейских машин. Всего два копа. Я знал обоих.

Джери сказала, что ей нужно попасть в дом. Я послал ее ко всем чертям. Но я знал, что у меня не было шансов. Она уже меня похоронила. Знакомьтесь, прилежная жена скандально известного управляющего казино и профессионального игрока, имеющего связи с Чикагским синдикатом. Как в кино. В суде она порубила бы меня на котлеты.

Но в тот момент, реагируя на ее просьбу, я спросил: “Где твой дружок-придурок?”

– Какой дружок? – переспросила она с непроницаемым лицом.

– Сама знаешь какой, – бросил я.

Джери повернулась к копам и потребовала, чтобы они заставили меня пустить ее в дом. “Это наполовину мой дом”, – сказала она.

Два копа, приехавшие на вызов, были не в лагере Фрэнка Розенталя. К гадалке не ходи. Я же Мистер Дурная Слава.

“Слушай, Фрэнк, – произнес один из них, – давай-ка впусти ее в дом. И мы все пойдем отдыхать”.

Я ответил, что отдам ей ключ, только если она проведет внутри не больше пяти минут. Зачем больше? Дома не было ни детей, ни денег, ни украшений. Она не могла ничего выкрасть.

Через три минуты она вышла из дома. Я стоял у въезда в гараж с Мюрреем Эренбергом и копами. Она прятала руки за спиной.

Она подошла примерно на три метра ко мне, сделала резкое движение и направила ствол прямо мне в голову. Копов и след простыл. Никогда не видел, чтобы люди так быстро бегали. Они бросились к своим машинам и спрятались за ними.

Джери смотрела на меня. Она сказала:“Мне нужны мои деньги и украшения, иначе я пристрелю тебя”.

Она махнула пушкой в сторону дома.

Как вы думаете, кто подъехал к дому в этот момент? Нэнси Спилотро собственной персоной.

Нэнси завела разговор с Джери и постепенно начала принимать ее сторону. Я сказал: “Нэнси, это не твоя проблема. У тебя своих хватает”.

Угловым зрением я заметил, как мимо дома на всех парах пронеслась тачка Тони Спилотро. Он сидел за рулем, надвинув на глаза кепку и нацепив бороду.

Копы кричали, чтобы Джери опустила оружие. Нэнси просила Джери положить пушку. Я сказал: “Джери, не стреляй. Ты же не хочешь закончить на электрическом стуле”.

Все это было похоже на абсурдную комедию.

Внезапно Нэнси схватила Джери за руку, а копы вылетели из-за машин и быстро заковали ее в наручники. После этого мой мозг отключился. Джери стояла передо мной в наручниках и плакала.“Дорогой, – умоляла она. – Мне больно! Останови их! Сделай что-нибудь”.

Я приказал копам оставить ее в покое. Я сказал, что не буду выдвигать обвинений, а на оружие у меня есть лицензия.

Я был измотан. Думаю, я пытался хоть как-то спасти ситуацию. Не знаю. Сейчас я понимаю, что сделал глупость. Полную глупость.

Так или иначе, копы уехали, и мы все пошли в дом. Я, Джери и Мюррей Эренберг».