Женщина перемен - Алла Холод

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я успокоилась и смогла выйти из своего укрытия. Я вышла на дорогу, подняла руку, довольно быстро остановила такси и назвала адрес офиса мужа.

После половины бокала пива и двух стопок водки, которые Владик чуть не силой влил в Аню, она повеселела — с Владиком все же было легче и не так страшно. Во всяком случае, он не подавал ни малейших признаков страха или паники и даже более того — периодически повторял, что все хорошо и пока идет по плану. Аня верила. Мерзкую козлиную бородку она почти перестала замечать, а когда та слишком уж мешала, старалась смотреть поверх нее — прямо в глаза своему компаньону. Глаза у Владика были светло-зеленые, с черными камешками и загнутыми кверху длинными ресницами.

Они вышли из маршрутки, и Владик потащил ее в гипермаркет.

— У меня все есть, можно пожарить мясо или сделать омлет, — робко возразила Аня.

— Нам нужно купить побольше спиртного, — настаивал он.

— Ты смеешься? — ужаснулась девушка. — Возможно, по нашему следу идут преступники, а ты хочешь напиться? Чтобы они взяли нас голыми руками?

— Думаешь, я ничего не соображаю? — шикнул на нее Владик. — Мы не будем пить. Мы купим спиртное. А ты помалкивай, не утомляй меня, ладно?

Аня больше не спорила. Минут семь они толкались у винных стеллажей и в итоге приобрели литровую бутылку виски, две банки английского эля и шампанское.

«Наши ребятки собираются упиться вусмерть, — сев в машину, прокомментировал их выбор тот, кто вел их по магазину, — будут спать как убитые». «Вот и отличненько, — ответили ему, — нам меньше хлопот».

Я доехала до офиса Максима, когда было уже четверть седьмого вечера. Скоро он засобирается домой. Я сама не знала, чего я хочу от него, но чувствовала, что так дальше продолжаться не может. Мы просто не сумеем жить как раньше. Я постояла немного на морозе, чтобы окончательно высохли глаза, тщательно запудрила следы покраснений и вошла в здание бизнес-центра. Офис Максима располагался на пятом этаже, я поднялась и нажала на кнопку переговорного устройства, и меня тут же впустили.

— Здравствуйте, Любовь Николаевна, — поприветствовал меня охранник. — Максима Леонидовича сейчас нет, он отъехал, но обещал вернуться. Подождете?

Я немного помялась, размышляя. Вновь садиться в чужую машину не хотелось, тем более началось время пробок, и по пути к дому можно было основательно застрять.

— Подожду, — ответила я.

Длинноногих девушек Максим, в отличие от Семена, в приемной не держал, у него работала почтенная дама за пятьдесят, строгая, собранная, безупречная на вид. Она уже собиралась домой и явно расстроилась, увидев меня, — ведь теперь придется меня обслуживать, и неизвестно, когда попадешь домой, учитывая растущую с каждой минутой пробку.

— Я подожду Максима у него в кабинете, — сказала я, чтобы предвосхитить возможные вопросы и предложения. — Я побуду тут. Если у него изменятся планы, поеду домой. Вы мне не нужны. Не задерживайтесь из-за меня.

— Предложить вам что-нибудь?

— Нет-нет, если я захочу кофе, сделаю сама, — сказала я и закрыла за собой дверь кабинета.

Офис Максима отражал сущность своего хозяина. Строгий стиль, такой же скупой на проявления каких бы то ни было вольностей, как сам хозяин. Из мебели — только самое необходимое. Шкафы для книг и бумаг, рабочий стол, большое директорское кресло, стол для совещаний со стульями и у окна — мягкий уголок: диван, два глубоких кресла и стеклянный столик. На стенах минимум украшений: три гравюры с видами Парижа. Я уселась в директорское кресло и закрыла глаза. Зачем я сюда пришла?

Через несколько минут я услышала, как закрылась дверь приемной, это ушла секретарша Максима. Надо было позвонить мужу, узнать, собирается ли он приезжать в офис, но руки не слушались меня. Все тело казалось разбитым и безвольным. Меня одолела такая тягостная апатия, что я еле-еле нашла в себе силы пойти в туалет.

Там я пристально рассматривала себя в зеркало и пришла к выводу, что следы слез, которые душили меня полчаса назад, все еще отчетливо видны. Во всяком случае, от Максима не укроется ни краснота глаз, ни распухший нос. Я смыла пудру и долго плескала в лицо холодной водой, пока до меня не долетел звук захлопываемой двери. Это Максим, подумала я и решила, что пора вернуться к нему в кабинет. Но Максима в кабинете не было, и свет не горел. Я подергала ручку двери, ведущую в общий холл, и обнаружила, что она закрыта. Охранник либо забыл, что я здесь, либо заглянул в кабинет и, не увидев меня, решил, что я тоже уже ушла, а он и не заметил. Меня закрыли в офисе, такая прелесть! Сначала мне стало смешно, потом накатила злость. Теперь уж точно надо было звонить Максиму, чтобы вызволил меня отсюда. Пока я искала, куда бросила свою сумочку, меня посетила неожиданная идея. Максим узнал о моей тайне, всего лишь нажав одну-единственную кнопку на моем телефоне. А ведь я никогда не делала ничего подобного! Не проверяла его телефон, не лазила по карманам, не подслушивала разговоры. Откуда я знаю, что прячет от меня мой безупречный муж? Черти, которые разожгли мое любопытство, заставили начать открывать все шкафчики и ящики подряд. В одном я нашла бар — вот уж не подумала бы, что он нужен Максиму, который почти не пьет! Я достала из него бутылку французского коньяка, налила себе в стакан и продолжила свое занятие. Через пять минут меня одолела тоска — какая смертная скучища рыться в бумагах, где одни цифры, мудреные термины и названия организаций и банков! Личных вещей Максима в кабинете не было. Личным оказался только верхний ящик его стола, это было ясно из того, что поверх бумаг там лежали упаковка таблеток от желудка, спазмалгон и коробочка кофейных зерен в сахаре — любимое лакомство мужа. Я сгребла их и сложила на стол, под ними обнаружилась тонкая прозрачная папочка с несколькими листами. Я взяла ее в руки и обомлела: это был распечатанный каталог коллекции Павла Семилетова, вернее, той ее части, которая принадлежала Роберту! Этот каталог показывал мне Илья, и я помнила, что на третьей странице будет лист с описанием «Опаленных крыльев». Так оно и было. Однако тот вариант, что я нашла в столе мужа, имел и небольшое различие с тем, что я видела в руках Ильи. Здесь, в верхнем ящике стола моего Максима, лежал подлинник каталога, над которым работал оценщик. Рядом с описаниями были карандашом проставлены какие-то цифры, сделаны пометки. Я принялась всматриваться и кое-что даже поняла: напротив описания подвески с изумрудом, которую автор назвал «Майский день», имелось указание на то, что камень с дефектом, и даже было указано, что это за дефект. Прочесть текст я не смогла, написано было очень неразборчиво, но слово «дефект» различалось отчетливо. Я держала документ трясущими руками. Он никак не мог находиться в столе у моего мужа. Этот документ пропал, и выяснилось это, когда погиб Роберт. В глазах у меня помутилось, и я стала лихорадочно перебирать оставшиеся бумаги, пытаясь зацепиться взглядом за какие-то знакомые слова. Но ничего интересного больше не увидела. Документ, принадлежавший покойному Роберту, я отложила в сторону и начала наводить порядок. Когда я складывала бумаги назад, мои пальцы наткнулись на что-то твердое и упругое. Кошелек? Бумажник? Я достала предмет из глубины ящика и застыла на месте. Меня скрутил такой чудовищный спазм, что мне пришлось вскочить с кресла, чтобы вернуть себе способность дышать. Отдышавшись, я снова воззрилась на предмет, извлеченный из стола. Это был мой собственный кошелек. И его никак не должно было здесь быть.