Мертвая хватка - Андрей Воронин

– Ничего, – сказал Сова. – Шумно очень.

– А ничего, так и молчи. Вон, колбасу трескай, которую жена тебе подкладывает. Жена у тебя заботливая, моей не чета. Шумно ему… Потерпишь! Валерка, а ты не видал?

Валерий молча помотал головой, глядя в тарелку. Конечно, для убедительности ему следовало бы при атом честно и открыто смотреть папахену Совы прямо в его поросячьи гляделки, но заставить себя поднять голову Валерий так и не смог, потому что знал: испытующего взгляда Савельева-старшего ему не выдержать ни за что. Ни при каких обстоятельствах не выдержать, ни за какие коврижки. Даже если бы Валерий не знал, куда подевалась злосчастная емкость с электролитом, он и тогда не рискнул бы встретиться с раздраженным Совой-старшим взглядом. А поскольку из всех присутствующих судьба исчезнувшей бутыли была доподлинно известна ему одному, Валерию сейчас и вовсе хотелось провалиться сквозь землю.

– Значит, не видал, – задумчиво произнес Савельев-старший. – Ну, это само собой… И никто, значит, не видал.

Беда! Нечистая сила, что ли, у нас в доме завелась? Три года вещь на месте стояла, а когда понадобилась – что ты будешь делать! – нету! Две недели назад была, а тут вдруг взяла да и растаяла. Да кабы только бутыль! Чего ни хватишься, ничего нету. Прямо из-под рук все пропадает. Ей-богу, нечистая сила! Или этот, как это теперь говорят.., полтергейст.

Валерий все-таки рискнул поднять глаза и тут же снова опустил их в тарелку, потому что Савельев-старший, хоть и говорил, ни к кому персонально не обращаясь, смотрел при этом почему-то прямо на него – не смотрел даже, а прямо-таки сверлил Валерия своими мутными недобрыми гляделками. И еще одну неприятную вещь заметил Валерий: Сова перестал пихать в себя колбасу с картошкой и переводил встревоженный взгляд с отца на Валерия и обратно.

– Вот, давеча, к примеру, – продолжал разоряться пакостный старикан, – хотел я в сарае лопату взять. Была у меня лопата старая, в самый раз сечку для свиней рубить.

Поискал-поискал – нету! Вот куда, спрашивается, она могла подеваться?

– Ну, перестань, отец, – попыталась прикрутить фонтан его красноречия мать Совы. – Далась тебе какая-то лопата…

– Представь себе, далась! И не далась, между прочим, а купилась. За свои, за кровные. На меня, чтоб ты знала, лопаты с неба не сыплются. И бутыли с кислотой не сыплются, и фонарики…

«И гидрокостюмы, – с тоской подумал Валерий, старательно пряча глаза. – Интересно, знает ли Сова, что его гидрокостюм тоже пропал?»

Он украдкой посмотрел на Сову и понял: знает. Знает и молчит, до самой последней минуты надеясь избежать скандала. Сова больше не переводил взгляд с Валерия на отца и обратно, теперь он смотрел только на Валерия – в упор, с выражением тягостного недоумения на круглом простоватом лице.

– Да кончай ты, батя, – с трудом оторвав от Валерия удивленный взгляд, сказал Сова. – Дай поесть спокойно.

Что ты, ей-богу, как маленький? Лопата, бутыль… Тоже мне, сокровища капитана Флинта! Что-то я тебя сегодня ни хрена не пойму. К чему ты клонишь-то, а?

– А к тому я клоню, сынок мой дорогой, единственный, – неожиданно спокойно, почти ласково сказал Савельев-старший, – что, к примеру, недельки две, две с половиной назад этих безобразий у нас дома и в заводе-то не было. Раньше не было, а теперь, понимаешь, завелись. С чего бы это?

Это уже было прямое обвинение, и Валерий медленно, через силу поднял голову, чувствуя, что щеки и уши у него предательски алеют. Смотреть этим людям в глаза он по-прежнему не мог и потому прибег к старому, испытанному трюку: до предела расфокусировал зрение, так что присутствующие теперь представлялись ему просто темными расплывчатыми фигурами без лиц, вроде поясных мишеней в стрелковом тире.

– Кончай, батя, – сказал Сова, делая последнюю отчаянную попытку отрицать очевидное. – Ты сам подумай, на кой черт Валерке старая лопата? Или, того чище, двадцать литров кислоты? Валера, ну скажи хоть ты ему!

Валерий молчал.

– Ни хрена он тебе, сынок, не скажет, – после продолжительной паузы заявил Савельев-старший. – А я скажу.

Я знаю, зачем ему кислота понадобилась. Ты видал, что за баней груша засохла?

– Дедова? – быстро спросил Сова. – Ну, так это, наверное, от старости. Ей, поди, лет сорок будет, а то и больше.

– От старости, ага, – издевательски закивал Савельев. – То-то, что от старости! Цвести, понимаешь, начала, а потом передумала. Ну вас, думает, на хрен, сколько можно вас грушами кормить, дармоедов? И засохла. Из принципа.

Даже листья в одну ночь почернели от принципиальности.

Ты зачем дерево погубил, дурень?! – неожиданно заорал он, обращаясь на сей раз непосредственно к Валерию. – Ему же цены не было! Отец мой за ним к самому Куделину ездил, за полтыщи верст, а ты плеснул от нечего делать кислотой, и готово дело!

Валерий вздрогнул – и от этого внезапного яростного крика, и от того, что груша, на которой он просто так, на всякий случай, опробовал действие кислоты, оказывается, тоже была привезена от Макарыча, как и те черешни, для которых предназначалась кислота. Да, что и говорить, совпадение получилось страшненькое…

– И что это на свете делается, мать? – горестно проговорил Савельев, обращаясь к жене. – Что это за народ такой народился, что глянешь на него и не поймешь – то ли человек перед тобой, то ли нелюдь какой-то…

– Господи, – едва слышно ответила та. – Господи…

– Да вы что, обалдели все, что ли? – возмутился Сова.

Возмутился неискренне, просто потому, наверное, что не любил громких ссор и ощущал настоятельную потребность как-то вмешаться, прекратить творящееся безобразие. – Батя, нельзя же так! Ты же толком ничего не знаешь, зачем же человека-то зря обижать?

– А ты на рожу его глянь, – хладнокровно посоветовал Савельев-старший. – Глянь, глянь, не бойся! Сразу поймешь, зря я его обижаю или, может, не зря.

Сова посмотрел на Валерия и увял.

– Валера, – сказал он почти умоляюще, – слышь, Лукьянчик, да ты чего? Скажи что-нибудь, чего ты молчишь-то?

Валерий Лукьянов медленно встал, безотчетно сжимая в кулаке испачканную картофелем ложку. Да, сказать хоть что-нибудь было просто необходимо, объяснить, оправдаться, попросить прощения, поблагодарить за кров и пищу, в конце концов, но в голове ничего не было, кроме звенящей ватной пустоты, и слова, которые вдруг вывалились из этой пустоты, были, пожалуй, далеко не самыми подходящими в данной ситуации.

– Да пошли вы все!.. – сказал он, со звоном и лязгом швырнул ложку на середину стола и, опрокинув стул, выбежал из кухни.

…Примерно в полукилометре от околицы он услышал у себя за спиной нарастающий треск тракторного выхлопа.

Не оглядываясь, Валерий приналег на педали, но его гоночный велосипед был плохо приспособлен для скачек по пересеченной местности, а тракторист, похоже, гнал своего железного коня во весь опор, невзирая на вполне реальную возможность опрокинуться, угробив при этом и себя, и машину.