Последние из Валуа - Анри де Кок

На следующий день после нашей встречи, в девять утра, он явился к деду. Так как день был неприемный, balia весьма тому удивилась.

«Уж не заболел ли ты, мой мальчик?» – живо спросила она.

«Да, немного», – ответил он.

«О, так и есть! Ты такой бледный! Что с тобой?»

«Кашель».

«Нужно лечить. Дедушка твой тоже неважно себя чувствует».

«Вот как!»

В глазах Маттурино зажегся слабый огонек надежды: вдруг дед умрет своей смертью, и ему не придется убивать старика?

«Кто здесь?» – прокричал последний из своей спальни, услышав голоса.

«Это я, дедушка».

«А, это ты, внучок. И что тебе от нас нужно сегодня?»

Маттурино прикусил губу. Вот и все, что старик имеет ему сказать – обеспокоенным тоном, так как он явился не в положенный день: «И что тебе от нас нужно?» Какие уж после такого угрызения совести, если они вообще еще оставались?

Но Гвидулла вошла в комнату вслед за своим ragazzino.

«А вот что… Он хочет… он хочет нас видеть, – сказала она. – Он болен, по лицу видно. Возможно, нуждается в чем-то»

«Нуждается!.. Нуждается!.. – проворчал скупец. – Когда ты болен, то нуждаешься только в одном – в покое!»

«И в целебном настое из трав, – добавила balia. – Вы-то его уж два дня принимаете, ваш отвар!»

«Я его принимаю потому, что ты мне его даешь, я его не просил!»

Гвидулла пожала плечами. Сидя в углу, Маттурино мрачно взирал на деда.

«Ничего, нет, ничего от него не дождешься… живого!»

«Давай, Гвидулла, – продолжал старик, – чеши языком, чеши. Что привело тебя, внучок? Если ты действительно болен, разрешаю тебе проконсультироваться с врачом. Но прежде, где болит-то?»

«В груди».

«Понятно! Ты простудился. Делай, как я, пей огуречник: стоит не дорого и эффективен. Подсласти его медом, самую малость. Хочешь, Гвидулла отсыплет тебе немного огуречника и даст с собой баночку меда?»

«Спасибо, дедушка».

«Отказываешься? А вот и зря: врач ничего лучшего не пропишет. Гвидулла, принеси-ка нам этот огуречник, пусть внучок испробует, что это такое. Сам я пить пока не буду; еще не время. Утром, как встал, выпил, так что следующий мой прием – в полдень. Не стоит злоупотреблять лучшими средствами!»

Маттурино встал со стула и теперь делал вид, что листает лежащую на комоде книгу, чтобы скрыть возрастающую бледность.

«Так вы еще не завтракали, дедушка?» – спросил он.

«Что? Нет, не завтракал. Когда я пью отвар, то не завтракаю. А ты хотел позавтракать со мной?.. Но раз уж ты болен, то не должен быть голоден!»

«О, я вовсе не голоден. Просто хотел поговорить».

«Поговорить! С каких это пор нужно есть, чтобы поговорить. И потом, о чем поговорить? Слушай, Маттурино, расставим все точки над «i», пока здесь нет Гвидуллы. Надеюсь, мой мальчик, ты не полагаешь, что тебе удалось меня провести? Ты болен болезнью лисицы, которой хотелось бы загрызть курочку! Так вот, внучок, если ты рассчитывал добыть эту курочку с моей помощью, то ты сильно просчитался. Деньги я тебе даю в начале каждого месяца; сегодня 17-е, так что если ты поиздержался, затяни пояс потуже! От меня ты не получишь ни байока![21] Когда меня не станет, делай что хочешь. Можешь хоть за год потратить все то, что я с таким трудом копил всю свою жизнь. А пока заруби себе на носу: ты не получишь ни байоком больше того, чем я назначил тебе на содержание! Ни байоком!»

Старый Джилло Польятти в ярости топнул ногой. Вернулась Гвидулла, неся на подносе чашку отвара.

«Что случилось?» – спросила она.

«Ничего», – ответил старик сухим тоном.

«Ничего», – повторил Маттурино глухим голосом.

И, дрожащей рукой, он взял чашку настоя, который предложила ему кормилица.

В этот момент во входную дверь громко постучали.

«Кого еще принесла неладная?» – сказал Джилло Польятти.

«Это, наверное, булочник», – ответила Гвидулла.

Молоточек стучал не переставая.

«Булочник! – воскликнул старик. – Он что, пьяный, что так молотит! Молоток сломает! Ну, дождется он у меня!»

И в то время как Гвидулла спускалась открыть булочнику – так как это действительно был он, – Джилло Польятти через окно поливал его отборной бранью.

«Скотина! Так ли стучатся в приличные дома? С ума ты сошел, что ли?»

Инцидент длился всего пару минут, но и этой пары минут хватило Маттурино для того, чтобы перелить содержимое флакона в чашку с настоем огуречника.

Вернулась Гвидулла. Не переставая браниться, старик опустился в свое кресло.

«Разбойник! Негодяй! Ах! Какое несчастье, что приходится иметь дело с подобными мерзавцами!»

«Ну, – спросила balia, заметив, что ее ragazzino так и стоит с полной чашкой в руке, – чего не пьешь, малыш?»

Маттурино покачал головой.

«Я попробовал, – ответил он, – но мне как-то не понравилось».

«Ишь, какой разборчивый! – проворчал старик. – Пей давай! Это пойдет тебе на пользу».

«Спасибо, но меня от него мутит».

«Его, видите ли, мутит! Ну что ж, оставь: я сам его выпью… в полдень».

Маттурино вздрогнул, но только и смог вымолвить:

«Прощайте, дедушка».

«Прощай, мой мальчик. И дома сразу же ложись в постель; покой – это все еще лучшее лекарство, когда болен».

Внизу кормилица отвела молодого человека в сторонку.

«Ты хотел немного денег, так ведь?»

«Да».

«И он тебе отказал?»

«Угу».

«Возвращайся вечером, в шесть. Я дам тебе четыре или пять экю, которые смогу достать. И тебе нет необходимости подниматься к нему; я буду ждать тебя на пороге. Ты слушаешь?»

«Да. Спасибо, кормилица. До свидания».

«До свидания, мой мальчик. Как? Ты меня даже не обнимешь? О, да ты весь горишь! В шесть часов, не забудешь?»

«Не забуду!»

Маттурино весь день бродил по улицам, то и дело сверяясь с часами; ожидая и одновременно опасаясь часа, когда можно будет узнать, подействовал ли яд.

Наконец этот час пробил. Внук вернулся к дому деда. И сперва удивился, не обнаружив у дверей кормилицы.

«Сейчас подойдет», – подумал он.

Он прождал пятнадцать, двадцать минут, прохаживаясь взад и вперед. Никого! И ни шума шагов, ни какого-либо движения внутри. К удивлению, в нем добавилась смутная тревога. Почему Гвидулла, которая всегда держит данное слово, на сей раз его нарушила?