Восхождение Рэнсом сити - Феликс Гилман

* * *

Мне не предложили сесть. Мне приходилось сгибаться чуть ли не вдвое, чтобы расслышать тихий голос мистера Бакстера. За мной внимательно наблюдали детектив Гейтс, адвокат Шелби и линейный Уотт.

– Эти черти со своим оружием растоптали Республику Красной Долины, когда я был сопляком, а теперь придется делать это еще раз. Конца этому не видно. Не видно! Будь моя воля, я бы давно уже все газеты спалил. Посмотри на себя. Посмотри, а? Где они? А? Мистер Уотт хочет тебя допросить, посмотри. И Джунипер… Я же говорил, что мне должны отдать и Джунипер, разве не говорил? Свободный и независимый, что за глупости, они работают на противника, профессор Рэнсом, готов поставить на это все состояние. Мы и они. Да или нет. Правда или ложь. Будущее или прошлое. Мы или эта бордельная шлюха. У них есть оружие, значит, и нам нужно свое. Эта твоя штука… Которую ты нашел.

– Которую я изобрел, мистер Бакстер.

– Ничего ты не изобрел, Рэнсом. Эта штука… она противна самой природе. Я слышал про Уайт-Рок. А Гейтс своими глазами видел последствия. Верно, Гейтс?

Гейтс кивнул:

– Черт знает что, мистер Бакстер.

– Черт знает что! Черт знает что! Гейтс скажет, как отрежет. Знаешь, Рэнсом, что эта штука сделала? Не просто убила агента. Она и его мастера тоже прикончила. Никогда такого не было. Оставила в их ложе пустое кресло. Черт знает что! Эта штука не из нашего мира.

– Это вышло случайно, мистер Бакстер. Я хотел подарить людям свет. Для этого все и затеял.

– Нет, не из нашего мира. А значит, ты ее нашел… полез куда не надо. В места, которые лучше забыть! Где ты ее нашел? А? Наверняка где-то на Краю. Глупости. Глупости и белиберда. Знаешь, что это, сынок? Не знаешь? Это болезнь. Безумие. Сунь нос в темные места – и как пить дать заболеешь. Мы не просто так их сровняли с землей. Да, Уотт? Мы всем покажем. Будущее наше. Даже если это будущее означает уничтожение.

– Стройте свой Аппарат, мистер Бакстер, меня это не касается, – пробормотал я.

– Глупый мальчишка! Глупый сметливый мальчишка! Ты будешь работать на нас.

– С чего вы взяли, что я…

– Когда-то я был таким, как ты, – улыбнулся мистер Бакстер. – Не как этот солдафон Уотт. Не как Шелби – ученый баловень. Даже не как мистер Гейтс, достойный человек, но простоватый. Я в тебе что-то вижу…

Старик замолчал, снова тяжело дыша через трубку, а когда закончил, из его глаз исчезли оставшиеся искры, и это был последний раз, когда мистер Бакстер удосужился меня похвалить. Ему стоило постараться еще немного – тогда я был падок на лесть и все еще им восхищался.

– Вряд ли стоит упоминать, – сказал Шелби, – что условия вашей работы будут очень благоприятными. Также надеюсь, что нет нужды повторять, что согласно условиям постановления, вы не можете работать ни на кого другого, как и заниматься вашим Процессом или Аппаратом самостоятельно. Кроме того…

Шелби назвал ничего не говорившие мне суммы. В этом человеке меня ничто не восхищало.

Телеграфный автомат снова затарахтел, и линейный Уотт отправился посмотреть, что за новые вести пришли от его хозяина.

Детектив Гейтс признался, что ему и его коллегам не удалось задержать Джесс, но сообщил, что Сью и ее семья по-прежнему находились в Нью-Фоли, а Мэй проповедовала учение о Граде Серебряном в Дельтах, и обе мои сестры находились под постоянным и пристальным наблюдением.

Мистер Бакстер проскрипел что-то едва слышное, так что мне пришлось наклониться еще ближе. Меня мутило от его запаха – старости и лекарств.

* * *

Мы заговорили об условиях. Я никогда не упускал возможности поторговаться.

Процесс был нужен этим людям только в качестве оружия. Более того, мистер Бакстер поджал губы, услышав о бесплатной энергии. Какая им была польза от чего-то бесплатного? Все богатства в мире и так принадлежали им. Но им отчаянно не хватало нового и более мощного оружия. Лив и Кридмуру или кому-то еще все-таки удалось что-то найти. В Джунипере был уничтожен Локомотив Ангелус. Они не знали или не хотели говорить мне как.

Я был им нужен. У Линии были тысячи и тысячи инженеров и ученых, летательные и водные аппараты и другие диковины. А также холодный разум самих Локомотивов. Но линейные не могли меняться и не могли говорить на языке Процесса. Я, таким образом, представлял для них ценность, так что они были готовы поторговаться, словно мы были ровней.

Я сказал, что Процесс должен носить мое имя, а не Бакстера. Они согласились, и я потребовал осветить с его помощью весь Джаспер, упразднить корпорацию «Северный свет», отпустить на свободу всех принадлежавших мистеру Бакстеру, Тресту Бакстера или их подчиненным холмовиков и некоторое время продолжал ставить другие невозможные условия. Невозможное, в конце концов, мой товар. Мистер Бакстер сказал, что я веду себя как капризное, неразумное дитя. Я торговался, так как не знал, что они могут сделать со мной, Мэй и Сью, с Аделой, Амариллис, мистером Куонтриллом, белокурой и изящной актрисой и кто знает кем еще, пошли я их попросту к дьяволу.

Я торговался из искушения. Несмотря на все, что мне было известно о мистере Бакстере и Линии, я чувствовал гордость от того, что вел со стариком дела, хотя и не вполне на равных условиях. По мере продолжения наших переговоров я даже начал думать, что могу от них что-то поиметь. Я понадеялся, что смогу покинуть этот кабинет с благословением мистера Бакстера, поддержкой его клевретов и обещаниями независимости от его хозяев, достаточными для того, чтобы спокойно спать по ночам. Я начал думать, что мистер Бакстер может даже согласиться на мои условия, что я смогу использовать его власть во благо и таким образом прославиться. Мистер Бакстер все еще человек, думал я, а не Локомотив, и у него должны быть свои мечты и желания, так что с ним можно будет договориться.

* * *

Когда мистер Уотт ненадолго отвлекся на телеграфное сообщение, мистер Бакстер прошептал мне на ухо:

– То, что ты нашел, больше самих Локомотивов, сынок, больше их самих. Откуда они, по-твоему, взялись? Мы сами их создали, а до этого были другие. Те, у кого ты украл. Мы можем быть как они, сынок, не умирать и не стареть…

Таковы были его слова – я постарался их запомнить. Я так и не узнал, что старик замышлял. Не знаю, в самом ли деле он хотел восстать против своих хозяев или только мечтал об этом. Насколько мне известно, мистер Бакстер никогда не осмелился доверить подобные кощунственные мысли бумаге.

* * *

Во время нашего разговора мистер Бакстер постоянно прикладывался к трубке своего агрегата. Содержавшееся в нем вещество окрашивало его пересохшие губы в красно-коричневый цвет и делало его дыхание тошнотворно-приторным. С каждым вдохом глаза старика все больше стекленели, а голос затихал. Наконец он закрыл глаза и уснул.

– Так, – пробормотал я.

Мистер Уотт посмотрел мне в глаза.

Я ничего не сказал о внешности мистера Уотта, так как мне нечего сказать – в его лице мне абсолютно ничего не запомнилось.