По собственному желанию - Борис Егорович Бондаренко

что ты сказала. Я совсем растерялся, Шура…

— Может быть, ты сейчас полетишь в Москву?

— Нет. Мне совсем не хочется уезжать от вас. Ни сейчас, ни потом.

— Я знаю, милый. Но, может быть, так будет лучше для тебя?

— Вряд ли.

Шура вздохнула:

— Если бы я могла чем-нибудь помочь тебе…

— Ты мне уже помогла. Сейчас, когда сказала… Ну, все, не буду тебе мешать.

Сергей постоял у телефона и медленно пошел к себе, машинально прихватив поясок от Юлькиного платья. Наматывая его на палец, он смотрел на листы рукописи, но не подходил к столу, зная, что сегодня уже ничего не удастся сделать. Лет пять-шесть назад он пришел бы в ужас от мысли, что надо как-то протянуть до вечера, но сейчас все будет проще — скоро придет Юлька, и ему сразу станет легче. Они сходят в кино, вечером встретят Шуру, она еще издали улыбнется им, и тогда станет совсем просто. А завтра, может быть, что-то изменится, он поймет, почему у него не получается новая вещь, и начнет писать по-другому. Ведь не разучился же он писать совсем, в конце концов… А сейчас надо поспать.

Разбудили его поворот ключа в замке и легкие шаги Юльки. Она поставила портфель у порога и осторожно подошла к двери его комнаты.

— Входи, — сказал Сергей.

Юлька не вошла, а будто вплыла, посмотрела внимательно, угадывая его настроение, и присела на постель. Он улыбнулся, протягивая ей руку, и Юлька засмеялась, нагнулась к нему и потерлась лбом о его плечо.

— Выспался?

— Есть немножко. Ну что, пора на твоих мушкетеров?

— Знаешь, я раздумала. Может, лучше погуляем? Погода во! — Она подняла большой палец.

— Как прикажете, Юлиана.

— Тогда я мигом переоденусь.

В джинсах и свитере Юлька казалась совсем худышкой, Сергей привычно подразнил ее, Юлька отшутилась: «Толстой всегда успею стать, дурное дело нехитрое» — и они отправились в сопки.

Стояла обычная для сентября сахалинская осень — сухая, солнечная, до головокружения прозрачная.

Сергей бросил на землю свою куртку и сел, Юлька пристроилась рядом и, прижавшись головой к его плечу, тихо сказала:

— Хорошо у нас здесь, правда?

— Да.

— Лучше, чем на материке?

— Конечно.

Глядя на раскинувшийся внизу город, она грустно сказала:

— Мне совсем не хочется уезжать отсюда… Совсем-совсем.

— Но ведь надо, — сказал Сергей.

Юлька отстранилась и, требовательно глядя на него, спросила:

— Скажи честно, мы должны уехать только из-за меня?

— Ну, почему… Не только.

— Но все-таки в первую очередь из-за меня?

— Да.

— А если я не буду больше болеть?

Сергей покачал головой:

— Юленька, это от тебя уже не зависит.

Она взяла его за руки и умоляюще заговорила:

— Сергей, честное слово, я больше не буду болеть. Я буду укутываться, как матрешка, и делать все-все, что нужно… Давай не уедем, а? И тебе ведь не хочется, ты же сам сказал, что здесь лучше!

— Нельзя, девочка.

Юлька глубоко вздохнула.

— Ну почему нельзя? Прожила же я здесь одиннадцать лет, и ничего со мной не случилось.

— А сейчас может случиться.

— Почему?

— Мама ведь объясняла тебе. Ты стала быстро расти, и твоим легким уже стало туго. А дальше, если мы не уедем отсюда, будет еще хуже… Вспомни, как ты кашляла всего два месяца назад.

— Ну и что? Покашляла и перестала.

— Нет, Юленька, нет… Это решено, мы уедем сразу после Нового года.

— Ну да, а ты когда?

— А я через месяц. Это тоже надо, понимаешь?

Юлька, насупившись, смотрела перед собой, на город.

— И что, мы никогда не вернемся сюда?

— Не знаю, девочка… Может быть, и вернемся.

5

Сергей проснулся среди ночи с ощущением, что что-то царапнуло его во сне, — и, не понимая, почему это, встал, нащупал в темноте шлепанцы и прошел на кухню, включил свет.

Было две минуты третьего. Странно… Вчера он тоже проснулся в это же время, да и позавчера, кажется, тоже. Можно подумать, что внутри него стал срабатывать какой-то часовой механизм. Для чего? И почему именно в два часа? Забавно, однако…

Он закурил и, забыв погасить горящую спичку, стал думать об этом совпадении. Спичка догорела, Сергей дернулся, помотал пальцами, сунул руку под холодную воду.

В Москве сейчас шесть вечера, Кент где-то по пути домой, — вроде бы в последнее время он перестал задерживаться после работы, — Шанталь, возможно, еще на съемках… Может быть, в самом деле полететь туда сейчас, не ждать месяца, все равно ведь не пишется. А там поскорее управиться с делами, подыскать вариант обмена и сразу вызвать Шуру и Юльку… Нет, раньше Нового года все равно нельзя, у Юльки может получиться слишком большой перерыв, акклиматизация для нее, особенно сейчас, осенью, вряд ли пройдет безболезненно…

А все-таки почему именно в два? Случайное совпадение?

И наконец он вспомнил.

В два часа ночи он вставал, когда жил в «тараканьем» общежитии на Севере и писал свои первые рассказы. Ему было двадцать семь, позади остались школа, два года на заводе, три — Литинститута в Москве, шоферские курсы, скитания по Приморью и Северу, какие-то недолгие, случайные работы в экспедициях, на буровых, в леспромхозах (роскошная биография для начинающего писателя!). А тогда он жил в неимоверно грязном четырехкомнатном блоке, в компании горластых парней — буровиков, шоферов, механиков. Писать можно было только по ночам, на кухне, и Сергей вставал в два часа, на ощупь, в темноте, одевался, брал папку с рукописью, сигареты и шел на кухню. Встав на пороге, он плотно закрывал глаза, нащупывал выключатель и зажигал свет. Потом еще добрую минуту приходилось стоять с закрытыми глазами и слышать омерзительный шорох разбегающихся в панике тараканьих полчищ. Наконец он открывал глаза и, стараясь не смотреть по сторонам, шел к столу, убирал грязные тарелки, недоеденные куски хлеба, колбасную кожуру, консервные банки, стелил газету, ставил на плитку кофе, закуривал сигарету и перечитывал написанное накануне. Потом маленькими глотками пил очень крепкий, приятно обжигающий кофе и принимался писать. Тараканы минут пятнадцать смирно сидели в углах и щелях. Но потом их терпение иссякало, самые храбрые выползали на разведку, осторожно, по-пластунски, подбирались к столу, за ними шел второй эшелон, и, наконец, Сергей замечал, что противник намерен атаковать на его собственной территории. Какой-нибудь наглый пришелец уже был на столе, настороженно шевеля усиками-антеннами, еще несколько боевых единиц наблюдали со стены за его действиями. Сергей зажигал спичку, резко вставал из-за стола, гремя стулом, и тараканы бросались наутек, чтобы через полчаса снова идти на приступ…

С семи часов начинали трезвонить будильники. Сергей с сожалением закрывал папку,