Что мы пожираем - Линси Миллер

Он так и стоял, прижав ко мне свою руку.

– Ты попросишь кого-то другого это сделать?

Я моргнула и обмякла, как будто была ближе к обмороку, чем на самом деле.

– Я не хочу, чтобы ты умирал.

Он прижался своей щекой к моей. Его губы коснулись моего уха.

– Это не ответ, – прошептал он. – Я не убил его, но он, кажется, без зазрений совести убил бы тебя. Помни об этом.

Несмотря на все наши ошибки, мы понимали друг друга.

– Спасибо, – я вздрогнула и почувствовала, как его улыбка скользнула по моей шее. Я посмотрела вниз, на его теплые руки. – Мертвые и арестованные должны передать все свое имущество суверену. Я сегодня же начну его разбирать. Я назову тебе имена тех, кто, как я знаю, был в этом замешан. Можем начать с них.

Их убежища, их солдаты, их ресурсы – все это было моим.

– Что ты делаешь? – спросил он.

Цинлира сломана. Это не мог исправить Алистер. Не мог исправить Джулиан. Не могла исправить я.

– Создаю что-то новое.

Проснувшись после беспокойного сна, я увидела, как Бэзил и Мак сидят, склонив головы над разобранным арбалетом Мака. Пухленький благоосененный ковырялся в механизме перезаряда болтов, завернувшись в толстое одеяло, а Мак смотрел на его сосредоточенное выражение лица с легкой полуулыбкой. Я не стала показывать им, что проснулась – я слишком устала и не хотела портить момент. Они это заслужили.

– Ты пялишься, – сказал Мак и пощекотал мою ногу.

Я резко подогнула ноги.

– Это ты пялишься.

– Как ты себя чувствуешь? – быстро спросил Бэзил. – Ну и денек у тебя выдался.

– Вот уж точно… – пробормотал Мак. – Не поощряй ее.

– Ты первый начал, – сказал Бэзил. – Тебе повезло, что ты не связана. Это бы тебя убило.

Знак благоосененного сочился синими чернилами, но некоторые линии выглядели как обычные шрамы.

– Полагаю, половина тех, кто контролирует твой знак, мертвы, – медленно сказала я. – Ты это чувствуешь?

– Думаю, да, – сказал Бэзил, покусывая палец. – Но это почти незаметно.

Один из небольших порезов на моей руке зажил. Знак на его груди сочился скорее синими чернилами, так непохожими на зеленые чернила Сафии. Они были словно гной, выходящий из организма при инфекции.

Скоро и Бэзил, и Сафия будут свободны.

Я улыбнулась, села и поморщилась. Мое плечо болело, как будто что-то сидело на нем, пока я спала.

– Мак, где Джулиан и Уилл?

– Они живы, – Мак помог мне подняться и поднес чашку с водой к моим губам. – Джулиан злой, как собака. Он отказывается с кем-либо разговаривать. Оставшиеся в живых советники были арестованы. Его превосходительство потерял сознание сразу после того, как принес тебя сюда, так что с ситуацией разбирались пэры. Они в восторге от перспективы выбрать новых контролирующих знаки – и от возможности навсегда избавиться от совета.

Идеально – мне нужно, чтобы они все были здесь, отвлеченные и уязвимые.

Я дрожащими руками взяла у него чашку.

– Сколько прошло времени?

– Два дня, – сказал Бэзил. – С Дверью тоже случился припадок. Она начала раскалываться, и это закончилось только когда мы принесли ей жертву. Сейчас жертвоприношения совершаются два-три раза в неделю.

– И в жертву приносят тех, кто признает себя виновным, – сказал Мак.

Это случится даже раньше, чем через восемь недель, что еще были у нас в распоряжении. Либо мы убьем больше людей, либо она откроется – и не закроется уже никогда. Я должна закончить это первой.

Но даже тогда нам понадобится как минимум четыре жертвы, чтобы Дверь оставалась закрытой на протяжении этих долгих восьми недель.

– Мне нужно увидеть Джулиана, – сказала я, откидывая одеяло. На мне была та же одежда, что и в день суда, только на ногах ничего не было. Мак толкнул меня обратно в постель. – Нет, нет. Мне плевать, что ты скажешь. Мне нужно поговорить с Джулианом.

Бэзил попрощался с Маком. Он рассказал мне, что произошло после того, как мы с Алистером потеряли сознание, пока помогал мне одеваться.

Я была слаба, после жатвы моих творцев меня бросало в дрожь. Мак помог мне спуститься на лифте до туннеля, ведущего в камеры и в лабораторию. До меня донесся нервный смех Сафии и грубый голос Ханы, но я отвернулась от туннеля, ведущего в лабораторию. В камерах справа было темно. Я заглянула в первую из них.

Между прутьями решетки появилась рука и покрытые синяками пальцы сжались вокруг моего горла.

– Ах ты мерзкая девчонка, – прошипел Уилл. Я никогда не видела его таким грязным. На его лице были длинные белые полосы – там, где он соскребал грязь с лица ногтями. – Что ты наделала?

– Я сделала то, что должна была, – сказала я. – Всегда найдется человек, руки которого запятнаны больше, тот, кто готов держать нож. И я поняла, что лучше буду держать нож, который убил Цинлиру.

Он отпустил меня и отступил в глубь камеры.

– Ты сказала, что не принесешь меня в жертву Двери. Так чего же ты хочешь? Отдашь ей Джулиана? Заставишь меня на это смотреть?

– Не драматизируй. Я слишком зла, что ты втянул во все это Джулиана, чтобы опускаться до такого, – сказала я. – Хотя чего удивляться. Все мы животные, даже ты – мы либо защищаем своих детенышей, либо пожираем их, чтобы выжить. Но тебе, видимо, никогда не доводилось жить с мышами. Знаешь… они ведь так делают. Съедают своих детенышей. И не всегда чтобы выжить. Иногда они делают это и просто так.

Они могли бы спасти Цинлиру, но вместо этого они пожирали ее.

– Я был готов к смерти, – сказал он. – Ты…

– Я не буду тебя слушать. – Я отвернулась и крикнула: – Джулиан!

– Лорена? – послышался мягкий голос Джулиана. В нем не было злости, только усталость. Из камеры в конце коридора протянулась бледная рука. Он согнул палец, подзывая меня к себе. – Что ты наделала?

– Выбрала меньшее из двух зол, – сказала я.

– Мы заключили сделку, – он задержался в темноте за пределами моего зрения. – Мы бы спасли людей.

– Только богатых, которые могли позволить себе помочь. Ни один из вас даже не попытался выторговать возможность спасти больше жизней. Это просто отвратительно. – Я схватилась за прутья и прижалась к ним лицом. – Поэтому я сделала то, что должна была сделать для Цинлиры.

– Так ты убила нас? – спросил он. – Значит, ты нас предала? Столько лет – и все впустую. И все ради какого-то монстра, на голове у которого лежит корона.

– Ты хотел меня застрелить.

Он прислонился спиной к стене камеры и покачал головой.