Таллиннский переход - Игорь Львович Бунич

«Осмотри комиссара,- отвечает Ефимов, показывая на лежащего ничком Ванюхина, и командует в машину. - Вперёд полный, по возможности!» «Дайте сигнал «Вистурису» подтянуться. Охотнику держаться справа от меня. Ничего, ребята, скоро придем». Никто не ответил. Все знали, что еще впереди восемнадцать часов хода.

25 августа 1941, 07:55

Фельдшер Амелин видел, как три пикировщика устремились на их маленький «ижорец». Командир тральщика лейтенант Игин и политрук Чертов, приложив руки к глазам, пытались не упустить момента, когда бомбы отделятся от самолетов. «Юнкерсы» появились неожиданно, всего их было девять. Разделившись на «тройки», самолеты атаковали тральщики и «Трувор», а «Рулевого», казалось, вообще не заметили. Все бомбы бухнули почти одновременно, и все мимо. Никто почти не стрелял. На «сорок втором» и «сорок третьем» были пулеметы, но открыть огонь не успели, «Рулевой» вооружения не имел, а «Трувор» имел 75-миллиметровое орудие, которое по самолетам не стреляло — только по кораблям. Массивный ледокол даже не успел совершить маневра, как столбы воды от сброшенных бомб выросли далеко слева за его кормой. «Трувор» подпрыгнул, как мыльница в тазу, продолжая идти вперед, подминая воду под свой тупой форштевень.

Рациональный ум фельдшера Амелина никак не мог взять в толк, как немцам не лень гонять самолеты и тратить бомбы на такие ничтожные цели. Неужели дела их идут настолько хорошо, что у авиации непосредственной поддержки уже нет никаких других задач, кроме как выискивать в море катерные тральщики?

25 августа 1941, 08:00

Анна Щетинина — единственная тогда в Советском Союзе, да, пожалуй, и в мире, женщина-капитан дальнего плавания, стоя на полуразрушенном мостике своего парохода «Сауле», прильнув к биноклю, следила, как высоко в небе, построившись журавлиным клином, шли «юнкерсы», направляясь явно к Таллиннскому рейду. Сегодня они что-то запаздывали, обычно давая знать о себе еще в предрассветных сумерках. Видимо, накануне был парковый день.

Щетинина, несмотря на молодость (ей едва минуло 30 лет), была уже одним из наиболее опытных капитанов в системе Народного Комиссариата Морского флота. Долгое время она работала на Камчатке, где кошмарные погодные условия с непредсказуемыми штормами, тайфунами и туманами, постоянно меняющимися ветрами и течениями веками выковывали наиболее опытных и отважных моряков. Ходила она и океанами, перегоняя на Дальний Восток купленную у немцев «Кооперацию», а перед самой войной получила задание перегнать Северным морским путем несколько судов с Балтики на Тихий океан. Война помешала этому плану, и Щетинина, оставленная на Балтике, получила в командование старый эстонский пароход «Сауле», чувствуя себя весьма непривычно в узких, набитых мелями и банками, мышеловках Финского и Ботнического заливов после бескрайних тихоокеанских просторов Дальнего Востока.

Без всякого сопровождения старый, маленький «Сауле» возил грузы и войска в Выборг, на Готланд, на Лавенсаари, в Ораниенбаум и Кронштадт. Маяки не работали, все вехи и ограждения были сняты, моряки благословляли ночную тьму, туман, дождь и мглу, проклиная ясную погоду, всегда готовую взорваться воем пикирующих бомбардировщиков и веером торпед с подводных лодок.

Пароходу «Сауле», благодаря опытности и осторожности Щетининой, везло: весь июль война никак не давала о себе знать во время плаваний старого судна.

В начале августа «Сауле» вышел из Ленинграда на Лавенсаари с грузом торпед, различного оборудования и продовольствия для базирующейся на острове бригады торпедных катеров. Впереди шел пароход «Сигулда» под командованием капитана Беклемишева. Небольшой конвой вели катерные тральщики и два катера охотника. Ночь прошла без происшествий, но с первыми лучами рассвета в тралах начали рваться мины. С мостика «Сауле» Щетинина ясно видела неожиданно и страшно встававшие впереди стены воды, сопровождавшиеся глухим рокотом взрывов и тяжелыми ударами в подводную часть судна. «Сауле» двигался самым малым ходом, держа курс на широкую корму «Сигулды».

Около семи часов утра над конвоем в ясном голубом небе среди редких кучевых облаков появился самолёт-разведчик противника. Как бы купаясь в нежной голубизне августовского неба, немецкий самолёт, поблескивая стеклами кабины, лениво совершил круг над конвоем и исчез где-то в юго-западном направлении. По конвою флажными сигналами была дана команда усилить наблюдение за воздухом и приготовиться к отражению воздушного нападения.

Но как ни вглядывались Щетинина и ее сигнальщики в бездонную голубизну неба, черточки приближающихся пикировщиков они увидели только тогда, когда с сопровождающих катеров-охотников раздался резкий грохот очередей зенитных пулеметов. Черточки росли с неимоверной быстротой. Пикировщики шли парой, видимо, управляемые стажерами, поскольку пошли в атаку в пологом пикировании, включив для пущего страха сирены. Следя за самолетами, Щетинина давала команды на руль, но маневрировать в узкой протраленной полосе было почти невозможно. Она видела, как по палубе парохода бегали краснофлотцы военной команды, ведя огонь из винтовок по приближающимся пикировщикам. Наконец, две черные капли отделились от плоскостей «юнкерсов». Самолеты с воем пролетели над пароходами и взмыли вверх. О кормовые надстройки и палубный настил «Сауле» лязгнула крупнокалиберная очередь хвостового стрелка, и в этот же момент все четыре бомбы рванули между судами в стороне от курса. Наступила та характерная гнетущая тишина, что бывает только после воздушных налетов — тугая, страшная и какая-то звенящая. А затем нахлынул впервые за войну страх, страх собственной беспомощности перед господством противника в воздухе, страх, сопровождавший Щетинину впоследствии через всю войну даже в тех районах, где немецкой авиации не было и в помине.

Сдав груз, пароходы под покровом ночи без сопровождения вернулись в Ленинград. Между тем уже был сдан Выборг, а критическое положение Таллинна требовало принятия срочных мер по эвакуации главной базы КБФ. И хотя об эвакуации никто не смел еще даже заикаться, было ясно, что она последует со дня на день, и надо к ней готовиться. К Таллинну начали стягивать пароходы и транспорта.

18 августа «Сауле» и «Сигулда», снова идя малым ходом за тральщиками, под прикрытием катеров-охотников вышли в Таллинн, Погода опять, как назло, стояла прекрасная. Щетинина нервничала, наорала на своего старпома Брызгана, задергала штурмана, бесконечно перепроверяя прокладываемый курс, все время тревожно посматривая на небо. Предчувствия ее не обманули.

Конвой подходил еще только к южной оконечности Гогланда, когда из-под солнца выскочили немецкие пикировщики, видимо, пилотируемые на этот раз опытными пилотами, судя по тому, как четко самолеты перестроились в боевой порядок и как круто стали ложиться на крыло, заходя в атаку. На этот раз их было шестнадцать. Щетинина не могла объяснить себе, отчего два маленьких старых суденышка, к тому же идущие порожняком, служат мишенью в столь яростных атаках почти целого полка пикирующих бомбардировщиков! Методически, последовательно,