Таллиннский переход - Игорь Львович Бунич

один за другим, «юнкерсы» валились на крыло и пикировали на конвой. Вой пикировщиков и свист падающих бомб заглушали гулкие удары по подводной части суда, лязг осколков по надстройкам, шум падающей на палубу грязной воды от близких разрывов. Неожиданно с мостика «Сауле» увидели, как на корме «Сигулды» встал столб огня и черного дыма, и она, оседая кормой в воду, повернула к берегу, чтобы выброситься на мель...

Налет кончился, и одинокий «Сауле» пришел на рейд Таллинна, надеясь на передышку. Щетинина приказала отдать якорь, потравив канаты с расчетом немедленной съемки при первой же угрозе налета. Время приближалось к полудню. С камбуза доложили, что обед готов, и команда получила разрешение обедать. Сбросив свой китель на крыло мостика и оставив за себя старшего помощника, Щетинина также спустилась вниз пообедать. Но не успела она сесть за стол, как услышала пронзительный вой сирен и грохот зенитных орудий. Щетинина выскочила из-за стола, но в этот момент раздался грохот взрыва, звон разбитого стекла и треск ломающегося дерева. Ее сбило с ног и отбросило к переборке левого борта. Фарфоровая супница, так некстати слетев с обеденного стола, разорвалась подобно бомбе, обдав лежащих на полу людей наваристыми флотскими щами.

Вскочив на ноги, полуоглушенная Щетинина выскочила на палубу, инстинктивно взглянув в небо. Высоко, выше облаков, шли отбомбившиеся немецкие самолеты. Из пробитых осколками паровых труб корабля с шумом вырывался пар, вода хлестала из поврежденных труб пожарной магистрали, скапливаясь на палубе. Щетинина не могла какое-то мгновение понять, почему вода имеет какой-то зловещий красноватый оттенок. И вдруг поняла: это кровь! Чья?

Пулей взлетела по трапу на мостик. Секундное облегчение — вся вахта на месте, но правое крыло мостика как будто срезано бритвой. Так же стремительно Щетинина бросилась обратно на палубу. Там собирают раненых. С ужасом и жалостью Щетинина обводит безумными глазами шестерых тяжелораненых своей команды. Пожилой повар Кузьмин зажимает руками живот. Из-под пальцев, стекая по ногам, льется кровь. Он что-то силится говорить, вроде бы извиняется за загубленный обед. Щетинина машет рукой: какой там обед! Мальчишка — дневальный, зовут его Петя, а фамилию Щетинина никак не может вспомнить, зажал руками шею над ухом. Руки отнимают, мальчик кричит: за ухом на шее рваная рана, в которой видны страшные и странно толстые артерии. Щетинина закрывает глаза. Она многое видела в своей жизни, но такого не видела и не предполагала, что увидит.

Подошедший в этот момент старпом Брызгин доложил, что в машине осколками, пробившими обшивку борта, убиты вахтенные — машинист Киршнерс и кочегар Герасимов. Как ни странно, но это сообщение приводит находящуюся на грани истерики Щетинину в себя. Она приказывает боцману Ашихину спустить шлюпку и отправить на берег раненых, напоминает старпому, что надо оформить убитых и раненых актом, и поднимается на мостик, где отдает распоряжение осмотреть судно и доложить о повреждениях.

Беглый осмотр показал, что на «Сауле» снесено правое крыло мостика, разбит главный компас, выведена из строя рулевая машина, расположенная на мостике, палубой ниже разрушены передняя и правая переборки надстройки, повреждены трубопроводы, в машине — некоторые вспомогательные механизмы, пробит тёплый ящик. Из команды: двое убиты, шестеро ранены, один сильно контужен.

Пока Щетинина разбиралась и оценивала ущерб, нанесенный ее судну разорвавшейся у борта авиабомбой, к борту «Сауле» приблизился не замеченный в суматохе с вахты военный катер, и усиленный мегафоном голос заставил Щетинину вздрогнуть: «На «Сауле»! Что случилось с вашим капитаном? Тело нашли?» Щетинина оцепенела, затем взяв у вахтенного рупор, спокойно ответила: «Я — капитан Щетинина! Что вы хотите узнать?» На катере наступило молчание, он подошел вплотную к борту и оттуда подали на палубу упавший за борт ее мокрый китель, который Щетинина бросила перед налетом на крыло мостика, спускаясь в кают-компанию. «Мы думали, что вы утонули!» — крикнул с катера командовавший им лейтенант, помахав на прощание рукой.

«Сауле» был отбуксирован в бухту Сууркюляй и посажен на мель. Щетининой приказали, по возможности, отремонтировать судно своими силами и привести его в состояние, обеспечивающее переход в Кронштадт. В противном случае его придется взорвать. На вопрос, сколько имеется времени на производство ремонта, офицер из штаба флота только пожал плечами: «Вам сообщат, когда нужно будет выходить...»

Уже шестые сутки на «Сауле» шли ремонтные работы, которыми руководил семидесятилетний старший механик Ян Эйве. Он и пароход были ровесниками. Он пытался сделать все, что мог, отдавая команды и ругаясь на языке, представляющем собой невероятную смесь русских, латышских и английских слов. Главное было привести в порядок машину и хоть как-то обеспечить герметичность престарелого парохода, над которым несколько раз в день проплывали эскадрильи вражеских бомбардировщиков, высокомерно не обращая внимания на сидящую на мели развалину, направляясь к главной своей цели: скоплению военных кораблей на таллиннском рейде.

Проводив самолеты взглядом, Щетинина со вздохом опустила бинокль. Не так ей представлялась война по песням и бесконечным политинформациям.

25 августа 1941, 08:15

Лейтенант Александровский видел их совершенно отчетливо. Девять «юнкерсов», идя по огромной дуге, перестраиваясь по тройкам, шли на крейсер, прорываясь сквозь огонь зенитных средств берега. Стоя на маленьком вращающемся сидении и высунув голову из возвышающегося над правым бортом «Кирова» броневого колпака управления зенитным огнем, Александровский хриплым голосом выкрикивал целеуказания. Крейсер шел, увеличивая ход, навстречу атакующим пикировщикам.

Верный буксир «С-105» старался не отставать, однако дымил так, что почти наполовину уменьшал видимость. Ощетинившись орудиями, мористее крейсера шли лидер «Ленинград» и эсминец «Свирепый» — дробным громом, ударившим по ушам, загрохотала их артиллерия, и почти в тот же момент ударили зенитки «Кирова». Перед самолетами выросла стена черных взрывов, щупальца красно-зеленых пулеметных трасс рванулись навстречу вражеским машинам. Но ничто не могла остановить их. Еще мгновение, и огромные столбы воды встали с обоих бортов «Кирова». Корабль подбросило и повалило на борт. Александровскому показалось, что корабль идет в каком-то туннеле между двумя сплошными стенами воды, и что когда эти водяные стены обрушатся, от крейсера останутся одни обломки. Бомбы были сброшены очень точно: все они взорвались в 10-12 метрах от бортов «Кирова». Осколки ударили по палубе, кося расчеты зенитных орудий. По палубе побежали санитары с носилками. Гулкие гидравлические удары мяли и корежили подводную часть крейсера. Визжала, стонала и кричала насилуемая сталь. Как горная лавина, обрушились, наконец, водяные стены на корабль, и казалось уже, что все кончено. Палуба и зенитные установки скрылись под водой. Все создавало иллюзию того, что «Киров» тонет. Но вода схлынула, водопадами уходя за борт,