Мост в чужую мечту - Дмитрий Емец

– А-а-а… Так это была ты! – спокойно откликнулась Кавалерия, пальцем проводя по воздуху.

– ВЫ ВИДЕЛИ?

– Глаза не самое сильное мое место. Я слышала звук.

– Он спятил! На людей бросается! А если в следующий раз он впечатает кого-то в стену?

Кавалерия пожала плечами.

– Тогда и будем принимать меры. Пока что на тебе ни царапины. Или я ошибаюсь? – резонно заметила она.

– Ну нет… Но все равно он сумасшедший!

– Возможно, – сухо согласилась Кавалерия.

Яре снова захотелось задать вопрос, который она задавала в день после гибели Эриха, когда Кавалерия пришла к ней в медпункт. Тогда они проговорили долго, едва ли не час. Слишком важно было понять причину.

– Почему болото не пропустило меня, но пропускает других?.. Ул ныряет постоянно, Афанасий, даже средние шныры. И ничего! Все проходят!

Кавалерия коротко и нетерпеливо выдохнула через нос. Только она умела издавать такие уникальные носовые звуки. Даже пеги – сами любители посопеть – и те порой откликались.

– Опять двадцать пять! Мы же обсуждали! Я бы испугалась, если бы тебя не впустила двушка. А болото пусть делает все, что ему угодно. Будь его воля, оно не впустило бы никого. Не болото вызвало ураган, пробивший тоннель, – мгновенно отозвалась Кавалерия.

Очки она теперь терла о рукав. Равномерные движения успокаивали Яру.

– Но тогда эльбы не смогли бы перехватывать закладки!

– Эльбы перехватывают их потому, что другого способа у болота убрать закладки из нашего мира нет. Пока существуют закладки – есть свет и жива надежда. Без них наш мир закиснет и лет через сто ничем не будет отличаться от болота. Границы размоются и…

Кавалерия махнула рукой. Договаривать ей не хотелось.

– Вы сами видели! Вначале болото! А потом Горшеня не пустил меня в Лабиринт! Значит, есть за… – выпалила Яра и удивленно осеклась, поняв, что противоречит сама себе. Только что она утверждала, что Горшеня спятил, а теперь едва ли не согласилась с тем, что он имеет на это право.

Пока Яра говорила, Кавалерия внимательно вглядывалась в нее, точно ожидая чего-то. Хотелось бы Яре понять, чего.

– Я перестаю быть шныром. Я уже почти не шныр, а так… непонятно кто… – договорила она.

Кавалерия успокоенно кивнула. Яре показалось, что Кавалерия обрадовалась.

– Хорошо, что ты это сказала. Очень хорошо! – сказала она с облегчением.

– Почему? – не поняла Яра.

– Несколько раз за два десятилетия случалось, что люди вылетали из ШНыра за сущие, как нам казалось с Кузепычем, мелочи. Даже не за закладки. Ограда переставала впускать их, а через какое-то время умирала и пчела. И мы ничего не могли поделать. Но всех их отличало общее качество. Все они считали, что достойны быть шнырами и имеют большие заслуги.

Яра что-то промычала.

– Ты… не приносила в ШНыр ничего… постороннего? Никакого предмета? Артефакта? Хотя бы какой-то мелочи? – внезапно спросила Кавалерия.

Яра молчала, чувствуя, что если издаст хоть звук, то выдаст себя. Но и молчанием тоже выдаст. Откуда Кавалерия знает? Или только догадывается? Так и стояла точно истуканчик, ощущая свою полную беспомощность.

– В любом случае, – продолжала Кавалерия, глядя не на Яру, а на фиолетовые тучи, – даже если такой предмет и был пронесен кем-то, искать его я не собираюсь. Ограда пропустила его. А значит, мне, Кузепычу и Меркурию глупо быть мудрее древней защиты ШНыра. Как показывает практика, мы ошибаемся, а ограда нет.

– То есть что? Он может ее оставить? – не поверила Яра.

Кавалерия вздрогнула косичкой.

– Получается, что да. Непосредственно ШНыру эта вещь не повредит, но может повредить самому человеку. Законом не запрещается есть штукатурку. Но – не хочу навязывать свой взгляд на вещи! – те, кто регулярно ее ест, редко живут долго и счастливо.

Возникла неловкая пауза, прерываемая только скрипом снега. Яра переминалась на месте – скорее от волнения, чем потому, что мерзла.

– Как твоя пчела? Видела ее? – спросила Кавалерия.

«Откуда она знает?» – подумала Яра.

– Сама она не прилетала давно. Не знаю, может, из-за морозов? Но вчера я заходила в сарай. Я знаю, где Кузепыч прячет улей… Я постучала, подышала в улей. И она выползла ко мне.

– И…

– Проползла по руке, потом по шее и… заползла обратно. А вообще улей не спит. Шебуршатся там… Ринина матка… ну, короче, мне кажется, она всех строит. Наводит порядок.

– Есть в кого, – улыбаясь, сказала Кавалерия.

Яра присела на корточки, секатором водя по снегу. Кавалерия наблюдала за ее нерешительными движениями.

– Что еще? Не тяни! – проницательно спросила она.

Та обрадовалась, что сейчас темно и сложно разглядеть лицо. Пока она искала Кавалерию, у нее было много слов, оправданий, резонов, но теперь все они собрались в одну фразу:

– Можно отменить шныровский брак?

Кавалерия молча протянула руку за своим секатором.

– Что, вообще никак? – испуганно спросила Яра.

– Я просила вас не спешить! – сказала Кавалерия, но сказала устало, без негодования в голосе.

«Может, все не так страшно? – с надеждой подумала Яра. – Ну, в смысле, пугают на всякий случай, а потом окажется, что есть вполне себе нормальная лазейка».

– А если достать закладку… или… ну хоть как-то, я не знаю, – пробормотала она.

Кавалерия спрятала одни очки и достала другие, с более тонкими стеклами, с серебристой тонкой дужкой.

– Что, туго?

– Да, – подтвердила Яра. – Он такой… чужой. Не знаю… все не так как-то!

Кавалерия улыбнулась.

– Не буду оспаривать. Допустим, твои слова соответствуют истине. Даже предположим, что ты святая, а он исчадие ада. Но это ничего не меняет. Теперь вы с ним одно целое. А один в паре всегда работает на разрушение отношений.

– Что, всегда? – пораженно спросила Яра.

Ей странно было слышать такие слова от Кавалерии.

– Чаще всего. Иногда, правда, меняются ролями. Даже приблизительного равенства не бывает. Кто-то всегда тянет отношения, как трактор плуг. Если же трактор начнет вставать в позу и обвинять плуг, что тот еле тащится, все разлетится вдребезги. И это еще не самое скверное.

– А что самое?

– Испытание шныровского брака! Пока его не было. Ну, судя по тому, что вы оба живы.

Яра неосторожно шагнула в сугроб и черпанула ботинком снег.

Половинчатой верности не бывает. Или все, или ничего. Все равно, что Адам с Евой сказали бы: не вопрос, мы яблока есть не будем, а так – кожуру пожуем и выплюнем.