Невидимый - Дэвид Левитан

Милли уже на ногах и направляется к двери.

– Мы теряем время, а это роскошь, которую мы не можем себе позволить. Стивен, слушай меня – ты не можешь нам помочь. Ты только все усугубишь. Ты в этом совершенно не виноват. Виновато в этом только твое проклятие. Я не могу отрицать, что ты приносишь вред, только для того, чтобы поберечь твои чувства. Не сейчас. Надеюсь, ты понимаешь. Но даже если не понимаешь, ты должен идти домой. Немедленно.

Я смотрю на Элизабет в поисках помощи, поддержки. Но она так же непреклонна.

– Я зайду к тебе, как только мы вернемся, – уверяет она. – Обещаю.

Кажется, только Лори понимает, насколько покинутым я себя чувствую.

– Ты нужен нам, – утешает он меня. – Только не прямо сейчас.

Мне кажется несправедливым, что Лори может пойти, а я нет. Но скажи я такое вслух, это прозвучало бы по-детски. Это же не поход на бейсбольный матч.

Милли пишет Солу записку на случай, если он вдруг вернется и не обнаружит нас. Я уже готов предложить подождать его здесь. Но если я собираюсь торчать один, это последнее место, где мне бы хотелось быть. Слишком уж здесь неуютно, сплошные призраки опасностей и потерь.

– Ладно, – соглашаюсь я.

– Мы скоро увидимся, – говорит Элизабет, немного смягчаясь.

Я могу только надеяться, что это правда.

Вернувшись домой, я чувствую себя бесполезным. Пока они идут вперед, я должен отступить. Я понимаю, почему, но это знание не приносит мне утешения.

Если она встает на пути зла, я тоже должен встать на его пути. Я не должен находить убежище у себя дома.

Мои мысли буквально оглушают меня по мере того, как я захожу в квартиру. Я не перестаю бранить себя, думая, что если бы я сказал что-то другое, поступил как-то иначе, я не был бы здесь совершенно один, вынужденный страдать в неведении. Только оказавшись у себя в спальне, я позволяю себе на мгновение остановиться. Я не могу перестать переживать, но бегущая строка переживания останавливается. Всего на секунду. На две секунды. Я гляжу на компьютер и думаю, не включить ли его. Потом снова делаю паузу.

Я провел в этой квартире большую часть жизни. Я изучил каждый ее сантиметр, каждый уголок. Я знаю, какие книги стоят на какой полке, и даже в каком порядке. Но лучше всего я изучил звучание этой квартиры. Свист отопления зимой. Гудение кондиционера летом. Приглушенный гул трафика, доносящийся сквозь стекло. Холодильник, слегка переминающийся на своем месте. Дыхание половиц. Я не могу точно определить, в чем дело, но что-то не так. Появилось что-то новое – такое же тихое, как тиканье часов в спальне родителей.

– Папа? – зову я, думая, что, возможно, он вернулся. Может быть, спит в своей старой кровати.

Но когда я заглядываю в ту комнату, отца там нет. Я снова зову его, но он не отвечает.

«Вот, – думаю я, – что происходит, когда страх дает метастазы». Мое беспокойство за Элизабет – беспокойство за всех нас – распространяется на все мои рецепторы, тревожа нервные окончания.

Вот что мне надо было сказать Элизабет и Милли: я должен что-то делать, потому что когда я ничего не делаю, это приносит такой же вред, как и встреча с опасностью лицом к лицу.

Я думаю о том, чтобы позвонить отцу, потому что, должен признаться, было бы лучше, если бы он находился здесь. Вряд ли его присутствие помогло бы мне сейчас успокоиться, но, по крайней мере, я мог бы хоть немного отвлечься.

Я спешу в гостиную, прикинув, что, раз уж я не могу пообщаться с другим человеком, можно хотя бы забыться, уткнувшись в телевизор. Я концентрируюсь и беру пульт управления, наблюдая, как он на секунду замирает в воздухе.

– Тебе не следовало оставлять ключ снаружи, – слышится голос. – Никогда не знаешь, кто может к тебе зайти.

Пульт выпадает у меня из руки. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, откуда этот голос доносится.

Никого нет.

– Стивен, – продолжает голос, – я подумал, при шло время нам с тобой встретиться.

Судя по голосу, его хозяин стар, но не слаб. Голос низкий, и грубый, и лишенный малейшего намека на доброту.

Я храню молчание. Сказать что-то означало бы, что я признаю его присутствие. Я отказываюсь это делать.

– Квартира совсем не такая, какой я себе ее представлял, – произносит мой дед. – Все эти годы я не сколько ошибался.

Голос звучит так же, как голос любого другого человека. Но тела нет. Это задевает меня, причиняет мне боль. Теперь я знаю, каким я выгляжу в глазах других людей. Вот, значит, каково это: быть со мной в одной комнате.

И какое совпадение: Максвелл Арбус – первый человек, которого не вижу я.

– Я знаю, что ты здесь, – говорит он. – Я тебя чувствую. Видишь ли, это тоже входит в условия игры. Человек, который пишет картину, воспринимает ее не так, как посторонний: в каждой встрече есть элемент опыта, и этот опыт выказывает себя не в видении, а в чувстве. Так и с тем, что я делаю. Я знаю тебя, потому что я тебя создал.

Он стоит прямо перед дверью. Он хочет, чтобы я точно знал, где он. Загораживает мне путь к бегству.

Я не говорю ни слова.

– Не нужно меня бояться. То, что прошло, оста лось в прошлом. Поскольку ты проводил время в обществе искателей заклятий, думаю, у тебя есть некоторое представление о том, что произошло. А может, твоя мать рассказала тебе. Или твой отец.

Он ждет чего-то от меня. Я ему этого не дам.

Арбус старается, чтобы его голос звучал терпеливо, но у него плохо получается скрывать неудовольствие.

– Я слишком стар, Стивен. Я устал. Могу только вообразить, что рассказывала тебе твоя мать, но по верь мне, у этой истории две стороны. Она не была сильной женщиной, твоя мать. Она не хотела получить ту власть, которую я мог ей дать. Но ты, Стивен, – ты сильный.

На этот раз он делает вид, что я ответил.

– Откуда я знаю, что ты сильный? Потому что я знаю твое проклятие. Я знаю, каких усилий требует жизнь под таким проклятием. Нужно быть сильным. Если бы ты не был сильным, ты бы не выжил.

– Чего вы хотите? – тихо спрашиваю я.

– Ну вот, видишь. Хорошо, что мы с тобой говорим. Для себя я ничего не хочу, Стивен. По-настоящему – ничего. Я только хочу, чтобы ты принял то, что принадлежит тебе по праву рождения. У меня остается немного времени, и я хочу дать тебе то, что положено тебе. Мое наследство значительно – ты должен это понять. И мне больше некому его передать. Никто не заслуживает его в большей степени, чем ты.

Я снова умолкаю. Сейчас его намерения кажутся разумными, а не дурными. Но все равно он – волк в овечьей шкуре.

– Проклятие снять легко, – продолжает он. – Как только ты согласишься, я могу сделать это за несколько минут. Ты станешь видимым для всех. По думай об этом. Какая жизнь у тебя будет!