Три года октября - Игорь Михайлович Бер

была пневмония. Его можно было спасти при правильном лечении. Просто лечащий врач не уделял должного внимания ему, и когда отец скончался, решил сменить диагноз на более сложный.

Женщина заплакала навзрыд, прикрыв лицо ладонями. Ее сын настойчиво сверлил меня взглядом. Пальцы его побелели из-за сильного сжатия краев кушетки. Я же продолжал сохранять самообладание, понимая, что в критическом состоянии горя, люди бывают не слишком приветливыми с окружающими. А уж если перед ними находились потенциальные виновники гибели их близких, тогда они и вовсе могли перейти к рукоприкладству.

— Поверьте, данным исследованием занимался я и могу гарантировать верность поставленного диагноза.

— Знаем-знаем, рука руку моет. Все вы здесь заодно. Думаете, что умнее меня?

— Нет, я этого не говорил.

— И правильно, что не говорите! Потому что я уверен в своих словах, больше чем вы в своём имени. Не на того напали! Когда врач сообщил нам о пневмонии, я в тот же день вбил в поисковике симптомы, которые были у моего отца перед смертью. Все медицинские интернет ресурсы в один голос подтверждали изначальный диагноз. У моего отца была пневмония! Ни один из сайтов по медицине не указал на онкологию!

— К сожалению, в интернете часто статьи пишутся людьми не слишком хорошо знакомые с медициной, а иногда — очень далекие от нее.

— Сказки! Ни единому слову вашему не верю!

Я бы мог предложить им кофе, чтобы оно их согрело и немного успокоило, но побоялся получить кипятком в лицо. У нас и раньше были скандальные посетители, но их всегда на себя брал Безбородов. И он прекрасно находил решения в любых конфликтных ситуациях. Что странно. Он, в отличие от меня, большую часть профессиональной карьеры проработал в танатологии. Я же был терапевтом, и именно мне следовало легче находить общий язык с живыми людьми, когда же ему — с мертвыми. В данной ситуации, я понял, что все было наоборот. Хотя, и с мертвыми он справлялся лучше меня.

— Вам и не нужно верить мне слепо. Вы имеете право на основании письменного запроса в адрес главврача, потребовать парафиновые блоки вашего отца и провести повторное исследование в любом другом патологоанатомическом отделении.

— И где гарантии, что вы выдадите образцы, которые принадлежали моему отцу, а не какому-то другому человеку, который скончался от онкологии?!

Так как жена Протосевича продолжала рыдать, мне было сложно сконцентрироваться на словах. К тому же я говорил спокойно, не повышая голос, из-за чего часть моих слов мог не расслышать не только адресат, но и я сам. Не хотелось мне получить жалобу на свое имя из-за грубого обращения с родственниками умершего. А в подобных случаях, они цепляются за любую такую возможность.

— Пока не было произведено захоронение, всегда остается возможность произвести вскрытие либо нами, в присутствии людей из Министерства здравоохранения, либо другими нашими коллегами из городских отделений.

К счастью мои слова все же показались разгневанному мужчине довольно убедительными, и он не стал кидать в мой адрес очередных угроз. Наоборот, он успокоился, выдохнул и еле заметно кивнул.

— Это хорошая идея. Мы так и поступим. Потребуем вскрытия от врачей, которые ничего общего не имеют с данной больницей.

— На то ваше право.

— Но, Вася, нам ведь нужно похоронить твоего отца, — заговорила женщина, вытирая нос и глаза платком. Она перестала плакать, но её широкая грудь продолжала сотрясаться от последствий неистового рыдания.

— Мама, нам нужно провести вскрытие. Если отец на самом деле умер от пневмонии, тогда я подам в суд на всю больницу в целом и на его лечащего врача в частности. Это нельзя просто так оставлять.

— Нам придется платить за лишние дни, которые тело твоего отца проведет в морозильной камере.

Они оба посмотрели на меня, ожидая моего совета.

— По закону, вы не обязаны платить ничего в первые семь дней после смерти вашего родственника. А в определенных случаях эта оплата не взимается до четырнадцати дней. Ваш случай вполне подходит под эту категорию.

Довольные моим ответом, они встали с кушетки. Василий Протосевич даже протянул мне руку для пожатия. Это значило, что я вышел из круга его злейших врагов. С одной стороны, это не могло не радовать. С другой — я прекрасно понимал, что самое сложное было еще впереди.

Когда они ушли, я смог немного расслабиться и выпить кофе. Когда чашка опустела, в кабинет вошел Остап. Лицо у него было довольное, что уже не могло не радовать.

— Все отлично. Мы уложились в срок. Правда, мне пришлось заплатить могильщикам по тысяче рублей.

— Опять?

— То есть? Вы им тоже заплатили? Вот, сволота! Они сказали, что вы пообещали им оплату при возвращении.

День выдался одним из самых сложных на моей памяти. С одной стороны все ошибки были исправлены, с другой — никогда нельзя быть уверенным на все сто процентов. Я предложил Остапу кофе, и он не стал отказываться. Рабочее время уже подошло к концу, а потому мы могли себе позволить никуда не торопиться и немного позабыть о проблемах.

На следующий день вернулся Безбородов. Как оказалось, вылечился он народными рецептами, главным ингредиентом в которых был алкоголь. Спросив меня о вчерашнем дне, я сообщил, что он прошел в штатном режиме. Не хотелось выглядеть в его глазах недалеким человеком, который смог спутать тела пациентов в день, когда его старший коллега впервые взял себе больничный. Но в течение дня, всё же пришлось рассказать ему о Протосевичах, по той причине, что тело их родственника оставалось в холодильной камере морга.

Данная фамилия всплыла следующий раз спустя пять дней, когда на нашу больницу поступила жалоба. И хотя к тому времени тело Валерия Протосевича было перевезено в городское отделение, где после вскрытия был подтвержден окончательный диагноз, его жена и сын решили воспользоваться этим правом. На основании жалобы, лечащему врачу был вынесен выговор, только потому, что он не смог найти нужных слов убедить родственников Протосевича этого не делать.

На мое имя жалоб со стороны Попова так и не поступало. И все же, я решил не торопиться с удалением записи нашего разговора.

3

Новый год.

Запах елки. Вкус мандаринов. Брызги шампанского. Вот что мы представляем в первую очередь.

А еще надежда на чудо. Которое всегда ожидаемо, но зачастую эфемерно. И чем выше наши надежды, тем они неосуществимее. А потому, мы привыкаем просить при бое курантов что-то не столь существенное, пытаясь таким образом поверить в реальность исполнения желаний. Хотим в следующем году быть