Три года октября - Игорь Михайлович Бер

— Алексей, ты вовремя. Все купил?

— Конечно! — ответил я, произнеся данное слово так, как оно писалось.

В коридоре кто-то включил музыку в праздничной тематике. Кто-то принялся подпевать в три голоса. По полу зашуршала ёлка. И хоть я ее не мог видеть, хвойный запах не оставлял место для ошибок. Мы чистили сельдь, овощи, яйца, нарезали их ломтиками и кубиками, смешивали, создавая маленькие и простые, но — шедевры кулинарии. За все время нам с Пахомовым раз пять предлагали выпить, но мы тактично отказывались. Примерно столько же раз нас приглашали в гости. Четырежды приглашение прозвучало от пьяных соседей и один раз от лица вдовы средних лет. Звала она меня одного, без Пахомова, не скрывая своего интереса ко мне, как к представителю противоположного с ней пола. Мне пришлось отказаться и не только из-за Федора Дмитриевича. Женщина была очень любвеобильной. Ходили слухи, что муж ее скончался от инсульта на фоне ее частых загулов.

Закончив с приготовлениями, мы занесли блюда в мою квартиру, где в центре комнаты уже стоял стол. Подготовил я его с утра. Также с утра я нарядил искусственную елку, украсив ее «дождиком» и редкими шариками. От нее хоть и не пахло свежестью зимнего леса, все же визуальную атмосферу праздника создавала. Закончив сервировку стола, я воспользовался возможностью присесть на край кровати, а Пахомов — удалился к себе, чтобы переодеться и прихватить Тимофея.

Пока его не было, мне позвонил санитар Остап, чтобы поздравить с праздником и поблагодарить за то, что я сделал для него. Вдаваться в подробности он не стал, ведь нам обоим итак было понятно, что речь шла о дне случайной подмены пациентов. Я поздравил его в ответ и предложил ему присоединиться к нам с Федором Дмитриевичем. Остап тактично отказался от приглашения, сказав, что в этот день он впервые пригласит свою девушку в гости познакомить её с родителями. Я пожелал ему удачи и попрощался.

Спустя минут десять вернулся Пахомов, в свитере а-ля Хэмингуэй и с Тимофеем в руках, с шее которого, как и с моей, свисала мишура.

— Добрая тетя подарил нам её, — сообщил Пахомов, с любовью глядя на кота. Тот довольно урчал и тихонько мяукнул. Стоило Пахомову отпустить его на пол, как Тимофей тут же подошел к ёлке. Присев на задние лапы, он с интересом начал ее изучать. Будь он моложе, то наверняка бы попытался её опрокинуть. В его же солидном возрасте не пристало так себя вести.

— Давайте присядем за стол. Не ждать же полуночи на пустой желудок.

— А ведь все врачи советуют — не есть после шести вечера, — заулыбался Пахомов.

— Так я же патологоанатом — советчики из нас никудышные. А других врачей я здесь не вижу.

Посмеявшись, мы сели за стол. Не успел я наложить себе в тарелку оливье, как мой телефон вновь зазвонил. На дисплее появилось надпись «Дочка». Попросив Пахома чуть убавить звук телевизора, я ответил на звонок.

Дочка буквально фонтанировала счастливыми выкриками и смехом. Она поздравила меня, сказала, что очень сильно меня любит и мечтает, чтобы я в этот вечер был рядом. Я признался, что сам этого хочу больше всего на свете и тут же почувствовал, как все расплывается перед глазами. Не желая показывать слез, я встал из-за стола и подошел к окну. Не потому что, ожидал осуждения со стороны Федора Пахомова — в этом человеке я был уверен больше чем в себе — а потому, что в неписаных мужских правилах не пристало показывать слабость перед другими.

Лера рассказала, как прошел ее день, какие подарки она получила от мамы и дяди Паши и что мой подарок, высланный ей бандеролью, был самым лучшим. И, хотя это было не правдой, я был благодарен ей за столь приятные слова. Затем она передала трубку матери, и мы с ней немного побеседовали, также обменявшись поздравлениями. И пусть ее голос звучал сдержано, я все же был рад нашему короткому общению. Сообщив, что завтра я приеду к Лере и, получив от нее одобрение, мы попрощались. В тот момент я и не подозревал, что встреча с дочкой не состоится.

Не успел я вернуться за стол, как в дверь постучали. Так как я никого не ждал, был готов увидеть кого-то из соседей. Но за дверью стоял Александр Викторович Безбородов. В длинном плаще, с пестрым вязаным шарфом и шляпе-федоре на голове. На щеках искрилась легкая небритость. В руках он держал двухлитровую упаковку сока.

— Я тут гулял неподалеку. Гляжу, свет в окне горит. Дай, думаю, зайду.

Говорил он немного сковано, словно гость, попавший не в тот дом.

— Александр Викторович, вот это сюрприз! Проходите скорее!

Безбородов переступил порог, снял шляпу и передал мне сок.

Пахомов встал из-за стола и направился к нам. Внешне он излучал не меньшую радость, чем я, при виде гостя. Они — старые друзья — давно не встречались за одним столом, потому как не находили для этого повода. Ведь Пахомов был приверженцем трезвого образа жизни, в то время как Безбородов еще не так давно не представлял себе завтрака, обеда и ужина без рюмашки водки.

— Я купил сок. Ведь не с пустыми руками тащиться к вам.

— Сашка! — воскликнул Пахомов, крепко обнимая Безбородова. — Вот так сюрприз. Мне Алексей говорил, что ты не придешь.

— Так он и отказался он приглашения, — заметил я.

— Да я и не собирался приходить, — признался Безбородов. — Сам не знаю, что на меня нашло.

— И хорошо, что нашло! Почаще бы находило! — Пахомов сделал пригласительный жест к столу.

Безбородов снял плащ и шарф, повесил их на вешалку, затем погладил ладонями слегка мятый пиджак. Сделав шаг в сторону стола, он остановился, так как его внимание привлек кот, что изучал ёлочные игрушки.

— А это кто такой одноглазый, с потрепанным ухом и с плешью на затылке? Неужто Тимофей, собственной персоной?

Безбородов нагнулся и взял кота на руки. Тот, какое-то мгновение, все еще оставался завороженным шариками, затем взглянул на виновника своего выхода из астрала. Изучив человека и обнюхав его лицо, Тимофей принялся тереться о подбородок гостя, этим вызвав его довольный хохот.

Закончив с ласками, он опустил кота, опять погладил лацканы пиджака и сел на ближайший от себя стул. По телевизору начался концерт, мы же принялись за еду, передавая друг другу тарелки. После пожелания приятного аппетита, мы принялись молча уплетать салаты и мясные нарезки. Пару минут звучали только поскрипывания