Трагедия 22 июня. Блицкриг или измена? Правда Сталина - Арсен Мартиросян

К концу апреля 1941 г, когда с Югославией было покончено, Гитлер решил, что необходимо уточнить дату нападение на СССР, и одним из первых об этом узнал «Фил» — А. Хойзингер, поскольку это непосредственно входило в его служебную компетенцию. Гитлер же без согласования с ОУ ГШ не мог принять такого решения. А теперь внимание: британской посол в Москве С. Криппс в предположительном порядке озвучил дату 22 июня в самом начале третьей декады апреля 1941 г., из-за чего уже 24 апреля германский ВМАТ Н. Баумбах е своем донесении е Берлин указывал, что он опровергает такие слухи.

Бритты явно проводили дезинформационный зондаж, преследуя сразу три цели — выяснить возможную реакцию Кремля, одновременно запутать его а если повезет, то и спровоцировать СССР на те действия, в ответ на которые Германия могла бы запросто напасть на Советский Союз. Бриттам ничего тогда не удалась достичь, кроме как усиления подозрений Кремля в причастности британской разведки к распространению этой информации, которую в Москве на тот момент воспринимали как дезинформационные слухи.

Кремль, как это стало понятно только в ноши дни, тогда был прав. Бритты узнали о 22 июня как о дате нападения от своей разведки, а источником этих сведений в апреле мог быть только «Фил» — А. Хойзингер, данные которого волею случая оказались подтвержденными в тот момент и данными американской разведки, так как к этому времени упоминавшийся выше коммерческий атташе посольства США в Берлине С. Вудс добыл новые данные о плане нападения на СССР, которые 20 марта 1941 г. были переданы не только Москве, но и Лондону, а тут и сообщение самого 2Фила» подоспело.

Убедившись же, что Москва никак не реагирует на эту болтовню С. Криппса, во всяком случае никаких видимых признаков этого не было, да и, собственно говоря, быть не могло, особенно если вспомнить хамский меморандум Британского правительства, который Криппс вручил Кремлю в середине того же апреля, бритты решили провести ту самую мощную дезинформационную операцию, которую разоблачил Г. Б. Овакимян. А теперь внимание: учитывая, что Овакимян был арестован ФБР при активном содействии бриттов, и принимая во внимание, что произошло это 5 мая 1941 г., а 7 мая 1941г он был освобожден до суда под залог в 25 тысяч долларов и далее, естественно, не мог активно заниматься разведкой, следовательно, разоблачение им британской дезинформационной операции по ускорению стравливания СССР и Германии в смертельной схватке произошло до 4 мая включительно.

Но дело-то еще и в том, что к этому времени завершалась и операция британской разведки по выводу Рудольфа Гесса на территорию Великобритании. То есть выходит, что бритты совершенно сознательно устроили проведение той дезинформационной операции в расчете на скорое появление в Англии Р. Гесса, прежде всего ради того, чтобы создать негативно давящую на планы Гитлера основу для торга с его эмиссарам. Ведь суть-то той «дезы» — «Если Гитлер вздумает напасть на Англию, то русские начнут войну против Гитлера» — четко располагала к ожесточенному торгу по принципу свобода действий на Востоке в обмен на хотя бы видимость мирной передышки для Англии или по меньшей мере на резкое снижение активности боевых действий люфтваффе против Англии. Как показали последующие события и особенно их вдумчивый анализ ГРУ (ниже он будет приведен), все именно так и произошло…

Если теперь подытожить все сказанное выше, то получается следующее: Гитлер, которому ничто и никто не мешали еще до 10 июня письменно же назначить 22 июня датой нападения на СССР, в реальности почему-то стел действовать очень странным для такого не привыкшего с чем-либо или кем-либо считаться авантюриста-наглеца образом.

Вначале принял внутреннее (то есть для себя) решение о 22 июня как о дате нападения на СССР — насколько можно судить об этом, произошло эта самое позднее к концу второй декады апреля 1941 г. Ведь англичане-то хотя и в предположительном порядке, но озвучил же в Москве дату 22 июня уже в начале третьей декады апреля, знать о чем в тот момент они могли, подчеркиваю это вновь, главным обрезом от своего агента «Фила» — А. Хойзингера, поскольку сам Гитлер впервые озвучил эту дату перед своим Генералитетом только 30 апреля, а Гесс в то время был еще в Германии.

Кстати, последний раз он виделся с Гитлером 4 мая 1941 г. и во время многочасовой аудиенции у фюрера все спрашивал последнего, остается ли в силе тезис «Майн Кампф» о необходимости союза с Англией. Гитлер же, к слову сказать, каждый раз отвечал ему утвердительно. В связи с этим не премину еще раз напомнить, что именно из-за этого тезиса еще в первой половине 1933 г. Сталин осуществил массированную дипломатическую атаку на Гитлера, вынудив его в конце концов ратифицировать еще е 1931 г. парафированный протокол о пролонгации срока действия советско-германского Договора о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г. еще на пять лет. С тех пор Сталин никогда и ни при каких обстоятельствах не позволял себе роскоши не обращать самого пристального внимания на любые, даже мельчайшие признаки, которые пускай даже и гипотетически, но могли-таки привести к реализации идеи этого союза на практике. Вот откуда у него совершенно обоснованная подозрительность в этом вопросе, которую столь глупо и ернически представляют на всеобщее обозрение явно недалекие умом, но обладающие не в меру длинным языком толкователи его действий.

Что же до обстоятельств последней в жизни Гесса и Гитлера беседы между ними, то о них во время допроса на Нюрнбергском процессе поведал один из нацистских преступников — гауляйтер Боле. Конечно, пока нет даже и малейшего основания хоть в какой-то мере предполагать, что Сталин знал об этой встрече между ними и тем более о содержании их беседы (впрочем, теоретически об этом мог, правда, со слов других сообщить агент «Брайтенбах» — «наш человек в гестапо», но это всего лишь догадка, лишенная пока, к сожалению, оснований, ток как в опубликованных материалах об этом агенте нет ни малейшего признака о том, что он что-то сообщал на эту тему; кстати, нет ни малейших сведений об этом и в официальных «Очерках Истории Российской Внешней Разведки»). Тем не менее одно можно сказать с абсолютной уверенностью: едва только Сталину стало известно о полете Гесса, упомянутый выше пассаж из «Майн Кампф» тут же «выплыл» из обширнейших запасников его могучей и очень цепкой памяти. Именно поэтому-то его тревога в тот момент достигла наивысшего накала — ведь мало того, что по факту получалось, что Гесс и в самом-то деле прибил в Англию для реализации на практике этого положения из «библии» нацизма, так еще и ГРУ за полтора месяца до этого события по сути с потрясающей точностью прогнозировало ситуацию с «миссией» Гесса. Естественно, что Сталину было от чего сильно взволноваться!

Затем через Гесса Гитлер конфиденциально сообщил об этом англичанам. И в то же время, несмотря на то, что ему действительно ничто и никто не мешали утвердить 22 июня и качестве даты нападения на СССР до 10 июня 1941 г., Гитлер более месяца тянул с официальным письменным оформлением этой даты. Тут уж и ничего не сведущему в делах высшей мировой политики, а не только ее знатоку Сталину стало бы ясно, что Гитлер именно потому так долго тянул с письменным утверждением уже давно определенной им даты нападения, что, во-первых, ждал принципиального британского «одобрям-с» своему принципиальному решению о нападении на Советский Союз и, во-вторых, самой дате агрессии — 22 июня.