Кесари и боги - Вера Камша

– Вы, наверное, удивлены, – начала Инес и осеклась, не зная, как в двух словах объяснить про Хайме, непонятного гостя, голубя…

– Врачи не удивляются, – успокоил Бенеро, – тем более если они еще и суадиты. Я вам нужен, сеньора?

– Да, – без колебания подтвердила Инес. – Хайме пропал, Диего – тоже, а Мариита… плетет цепочки.

– А слуги?

– Или не знают, или не говорят. А этот… – Как же объяснить, что за тварь у нее на плече? – Голубь Хайме говорит, что происходит что-то скверное…

– Тайна Святой Импарции священна, – затрепыхался Коломбо, – не смей доверять ее суадиту… Это проклятое племя! Даже князья Церкви, даже мундиалитские владыки пребывают в неведении, а ты хочешь довериться…

– Тебя не спрашивают, – прошипела Инес. – Сеньор, простите, это я не вам.

– Это очень приятно. – Бенеро слегка поклонился. – Сеньора, все ваши сведения почерпнуты у… данной птицы или вы что-то видели лично?

– Я видела того, кто увел Хайме, он мне понравился. Эдакий провинциальный дворянин, уже немолодой, Хайме называл его доном Луисом… Он так извинялся за навязчивость, а потом они ушли вдвоем, сказали, на всю ночь. Но все лошади на месте.

– Дон Хайме был рад? Удивлен? Встревожен?

– Не знаю… С ним никогда ничего не поймешь.

– Хватит пустых разговоров, – встопорщился голубь, и Инес с непривычки вздрогнула. – Суадит отвлекает тебя, глупая женщина, а глава Священного Трибунала Муэны погрязает во зле! Поторопись, или будешь вовеки проклята…

– Ну так скажи, где он, – огрызнулась Инья. – Он хочет, чтобы мы поторопились. Говорит, Хайме погрязает во зле…

– Не думаю. – Врач сосредоточенно свел брови, словно отмерял какую-нибудь настойку. – Что вам известно, сеньора? Кроме того, что связанная с вашим братом птица встревожена.

– Суадит в нашем лице оскорбляет Святой Престол! – Несмотря на мелодичность, раздавшийся в мозгу Инес вопль был исполнен величайшей склочности. – Богохульник и нечестивец, да падет на него …

– Помолчи, – нахмурилась Инес, – не в Сан-Федерико! И что плохого в том, что сеньор назвал тебя птицей?

– Я вам потом объясню, – пообещал Бенеро, – я читал о подобных созданиях. Соломоновы змеи, кошки фараонов, возможно, зигские волки – все они имеют сходную природу. Видимо, туда же следует отнести и папских голубей.

– Кощунник! Мы – воплощение благодати и отражение одной из ипостасей Его!

– Ты – воплощение глупости, – не выдержала Инья. – Как мы можем что-то делать, если ты все время мешаешь?

– Господь тебя накажет, злоязыкая женщина, – пригрозил голубь, но с плеча не слетел.

– Постарайтесь его не слушать, – посоветовал Бенеро. – Нам и впрямь нужно отыскать дона Хайме. Вчера был день Пречистой Девы Муэнской, в который семнадцать лет назад погиб ваш супруг. Я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь. – Как же шумел тогда в ветвях тополя поднявшийся к утру ветер, срывая листья и умирающие звезды. Сегодня ветра нет, а звезды все равно падают. Что поделать, исход лета…

– Дон Диего и дон Хайме тогда уцелели. – Врач говорил негромко, словно с самим собою. – Рискну предположить, что годовщина гибели остальных вынудила уцелевших на какие-то действия.

– Но тогда бы они ушли вместе! – почти закричала Инес. – Сеньор Бенеро, я вспомнила! Одного из погибших звали дон Луис… дон Луис Лихана. Но не мог же он засветло прийти и увести Хайме!

– Мог, если дух его был не слишком крепок и не исполнен отвращения к падшим и нераскаявшимся…

– Я знаю лишь то, что ничего не знаю, – пробормотал Бенеро, – но, если лошади здесь, нам остается одно: обыскать замок. По крайней мере, вы знаете, через какую дверь они ушли.

3

Карлос уверился, что жив, в то мгновенье, когда, по привычке схватившись за шпагу, обнаружил, что она отделяема, хоть и была отлита вместе с одеждой и телом. Радость смешалась с отчаянным нежеланием новой смерти, и тут же стало не до них.

Осиянная вечным светом громадина нависала чуть ли не над головой, и как же она была уверена в своем праве и в том, что кругом права. Такую подлость за один раз не убить, а убить надо… Ты за этим и пришел, дон Карлос, так бей! Белая туша занесла сверкающий меч, Карлос шевельнул кистью, словно готовясь парировать, каменная рука пошла вниз, а дальше все просто. Шпага скользнула по мечу, как струйка воды, и вот уже она, изукрашенная крестом и розами грудь. На доспехи плевать, это то же тело, но и тело – те же доспехи. Бронзовый клинок отлетел от сияющей кирасы, огромная, с хороший ствол, мраморная рука начала подниматься для нового удара. Карлос замер, ожидая начала ее падения, и слегка отклонился. Белая полоса, встретив пустоту, понеслась к земле, увлекая за собой руку и все тело. Хенилья клюнул носом, но удержался на ногах, замерев над скальным обломком. Этого хватило, чтоб ударить в бок, но окутавшийся искрами клинок отскочил от заговоренной твари, в который раз подведя хозяина. Что толку пробиться сквозь защиту, если у тебя в руках деревяшка, сосулька, соломинка?

Карлос выставил шпагу. На сей раз клинки столкнулись и скрылись в огненной россыпи. Будь в руке Карлоса обычная сталь, сейчас он бы сжимал обломок, а белая полоса вновь рассекает воздух, половина немалого куста валится к ногам осатаневшего Хенильи. Меч столь же бесполезен, что и шпага. Бывший командор в ярости топает ногой, увязая в щебне, вырывается, осенним кабаном ломится сквозь заросли. Искаженная гневом маска, полные света глаза, меч и крест…

– Умри! Навсегда…

– С тобой вместе!

Не бьется сердце, не стучит в висках кровь, но невозможность поразить врага тем, что для этого предназначено, приводит в бешенство. Темное золото и белизна вновь несутся друг к другу, яростный звон тонет в вое очнувшегося ветра, шуме деревьев, дальнем, тревожном рокоте.

– К дьяволу! – Хенилья отшвыривает ненужное оружие; не долетев до воды пары шагов, меч валится на гальку дохлой рыбиной. Теперь Гонсало наступает, широко расставив руки… Что ж, прощай, шпага. Золотой клинок с обиженным стоном падает на камни. Прости, ты свое отслужил.

Если клинки бессильны, остается стать оружием самому, хоть и непонятно, чем руки лучше брошенных меча и шпаги. А белая туша уже рядом. Исчезает за мраморным плечом побледневшая луна, гром в дальних горах рокочет все навязчивей, и все сильней разгорается в душе ярость, толкая схватить, сокрушить, сломать…

– Я тебя ненавижу! – ревет белый гигант и тянется вперед. – Ненавижу! Будь ты проклят, счастливчик…

Нужно уклоняться, уходить и нападать самому. Нужно как-то свалить эту огромную тушу, и неважно, что будет потом. Главное – сражаться и выстоять столько, сколько нужно. Как у Сан-Марио, как у безымянного холма… Ты тогда думал, что сделал все, что мог, и теперь свободен, но остался вот этот, белоглазый… Ты не можешь ему уступить, не можешь устать, опустить руки, сдаться, потому что за твоей спиной те, кого, кроме тебя, прикрыть некому. Потому что перед тобой то, что должно быть уничтожено. Белая тварь не должна победить, и она не победит, а дальше – неважно, дальше пойдут другие… Те, кто жив.