Случайная судьба - Барбара Делински

Гриффин не сказал ни слова — это был вызов, и Поппи не могла этого не понимать. Она сама не боялась их и любой брошенный ей вызов встречала с открытым забралом. Авария ничего не изменила в ее характере. Если Поппи хотела что-то сделать, она это делала. Если ей что-то нравилось, она это брала. Если нельзя было просто взять, она кидалась в погоню.

Сейчас, когда ее коляска осталась в джипе, а сама она удобно лежала на руках у Гриффина, оказалось, так легко выкинуть из памяти те двенадцать лет, которые отделяли ее от прошлого. Можно было вообразить, что ей просто не хочется идти самой… да и для чего, когда такой красивый парень просто сгорает от желания носить ее на руках?!

Подойдя к двери, Гриффин одним толчком распахнул ее и понес Поппи в спальню. Там он опустил ее на постель, пригвоздив тяжестью своего тела, и его взгляд лишил ее всякой возможности сопротивляться.

Она уже успела забыть, когда в последний раз видела у мужчины такой голодный взгляд. Честно говоря, Поппи уже не рассчитывала увидеть его снова — и ошиблась. Не говоря ни слова, Гриффин стащил с нее перчатки, размотал шарф и расстегнул куртку — и все это время в глазах его полыхал голодный огонь. Щеки у него пылали, дыхание было тяжелым и прерывистым. Отшвырнув на пол собственные перчатки, он отправил вслед за ними куртку, потом туда же полетела и повязка. Все так же молча Гриффин схватился за свитер и одним рывком стащил его с себя, прихватив заодно и рубашку.

Поппи бессознательным движением вытянула вперед руки, словно защищаясь, и нечаянно коснулась его груди. Она оказалась мускулистой и неожиданно горячей, густая поросль рыжевато-каштановых волос спускалась клином вниз, к поясу брюк. Забыв обо всем, Поппи провела рукой по его телу, ощутив пальцами напрягшиеся мускулы без малейших признаков жира.

В следующую минуту он завладел ее губами, и Поппи почувствовала в его поцелуе тот же голод, что полыхал в его глазах. Могла ли она не ответить ему? Ведь она сейчас чувствовала то же, что и он. Она даже не подозревала, что может почувствовать это вновь. Вообще-то все ее женские органы функционировали совершенно нормально, но ведь секс — это не просто функция организма! Благодаря увечью присущая ей нормальная чувственность здоровой молодой женщины переместилась в сферу эмоций, и Поппи волей-неволей пришлось с этим смириться.

Его губы снова и снова ласкали ее рот. Поцелуй становился все настойчивее, все требовательнее, все более возбуждающим. Поппи со стоном выгнулась дугой, успев подумать, как хорошо, что она способна это сделать — и тут Гриффин стащил с нее свитер.

— Тсс, малышка, — прошептал он. Онемевшая Поппи ничего не успела сказать, как ее бюстгальтер вслед за свитером оказался на полу.

Он пожирал ее глазами. Он ласкал ее. В отличие от своих сестер, Поппи всегда была немного обделена мужской лаской. Раньше, до аварии, когда она занималась любовью, мужчины почему-то практически всегда избегали касаться ее груди, словно не замечая ее. Ей никогда не доводилось видеть откровенного восторга в их глазах, но это не особенно трогало ее, поскольку женское начало было в ней не особенно сильно. Секс — это секс, она — женщина, он — мужчина, чтобы заниматься сексом, нужны двое, и все это даже немного забавно — так или примерно так думала она раньше.

Но теперь все было совсем по-другому. Губы Гриффина, ласкавшие ее грудь, заставили Поппи почувствовать себя женщиной. Соски напряглись и затвердели, а жар, волнами распространившийся по ее телу, заставил бы ее обвить его ногами… будь это в ее силах.

Эта мысль молнией промелькнула в ее мозгу и тут же исчезла. Должно быть, она вздрогнула, потому что Гриффин вскинул голову и взглянул ей в глаза.

— Ты в порядке? — прошептал он.

Вместо ответа Поппи притянула его к себе. Теперь уже она поцеловала Гриффина. Она целовала его долго, намеренно затягивая поцелуй, поскольку другого способа отогнать прочь пугавшие ее мысли не знала. Ей было приятно прикосновение его щеки, уже немного шершавой, хотя он брился всего пару часов назад. Ей нравилось ощущать густоту его волос, его сильную шею, чувствовать, как под тонкой кожей — на груди, на спине, плечах — перекатываются тугие мускулы. Ей вдруг неудержимо захотелось дотронуться до его живота, и Поппи просунула руку под ремень его джинсов.

Услышав вырвавшийся у Гриффина сдавленный стон, она тут же боязливо отдернула руку.

— Нет, — прохрипел он.

Окончательно перепугавшись, Поппи спрятала руки, точно обжегшись.

— Нет, — так же хрипло взмолился он. — Не останавливайся. — Ей вдруг показалось, что он с трудом выдавливает из себя слова.

Но Поппи сунула обе руки под подушки.

— Что случилось? — спросил он. — Я сделал тебе больно?

— Нет.

— Но ты вдруг остановилась.

— Так ведь и ты тоже остановился. Как будто случилось то, чего не должно было случиться.

Гриффин приподнял ей подбородок:

— Нет, то чего я ждал, еще не случилось.

Слезы навернулись ей на глаза.

— Знаю. Но я… я не могу. Прости меня. Я такая, как я есть… И я не могу измениться.

— Я вовсе не это имел в виду, — прошептал он, приложив кончик пальца к ее губам. — Не случилось просто потому, что мы не торопимся. Видимо, я слишком нетерпелив. Я просто хотел, чтобы это случилось быстрее, вот и все. Что поделать, я ведь мужчина. А ты женщина, при одном взгляде на которую я теряю голову.

— Я калека.

— Перестань морочить мне голову. Разве в том, чем мы сейчас занимались, было что-то неестественное? По-моему, тебе это нравилось.

— Да… Пока ты вдруг не вспомнил…

— Это ты вспомнила, а не я. И что тебя так напугало?

— Ты застонал. Или ахнул. Какая разница?

— Скажи, может, я сделал что-то не так? Тебе что-то не понравилось? Ты что-то почувствовала? Или, наоборот, ничего не почувствовала?

— Почувствовала, — призналась она, решив, что Гриффин имеет право на честный ответ. — Я почувствовала то же, что любая нормальная женщина. Просто я так давно не испытывала ничего подобного.

В ту же секунду губы Гриффина прижались к ее губам. Он целовал ее медленно, нежно, страстно. Внутри у нее потеплело.

Гриффин отодвинулся, удобно улегшись на подушку:

— О чем ты думаешь?

— Ты здорово умеешь целоваться.

— Нет, я не об этом. Я хочу этого, Поппи. Хочу больше всего на свете. А ты хочешь?

Да, она хотела. Или нет? Она и сама этого не знала.

— Ты боишься? — спросил Гриффин.

Конечно, она боялась, но не могла в этом признаться. Никогда еще секс не пугал ее до такой степени, как сейчас.

Губы Гриффина раздвинулись в улыбке.

— Думаю, так оно и есть. Ты боишься, что не почувствуешь того, что хочешь почувствовать. Боишься, что у нас ничего не получится. Боишься, что мне вдруг станет противно и я уйду. Ну что, я угадал?